Джон Пассос - Большие деньги

– Мой потерявшийся сын наконец вернулся ко мне! Благодарю тебя, Боже, за моего мальчика!

Эти ее постоянные причитания досаждали ему, лишали силы, и когда он вышел из палаты, то тяжело опустился на плетеный стул, чтобы немного отдохнуть.

К нему подошла медсестра, остановилась рядом, теребя в руках карандаш и листок бумаги. Он посмотрел на нее снизу – такие милые розовые щечки, красивые темные ресницы.

– Не стоит так из-за всего этого расстраиваться, – сказала она.

Он широко ей улыбнулся.

– Что вы, я в полном порядке. Видите ли, я только оправился от легкого гриппа, такая болезнь явно не придает сил.

– Я слышала, на войне вы были летчиком, – сказала она. – А у меня брат служит в Королевском авиационном корпусе. Мы с ним канадцы.

– Да, это были храбрые ребята, что надо, – сказал Чарли. «Может, закадрить ее?» – подумал он, но тут же вспомнил о матери. – Скажите мне, только честно, в каком она состоянии?

– Ну, это противоречит установленным здесь правилам… Но, судя по другим больным, которых я повидала немало, ее шансы, можно сказать, невелики.

– Я так и думал.

Он поднялся.

– Вы свежи, как персик! Вы знаете об этом?

Лицо ее сразу вспыхнуло, залило краской от белой накрахмаленной шапочки до белого воротничка халата. Наморщив строго лоб, она сказала холодным тоном:

– Во всяком случае, чем скорее это произойдет, тем лучше.

– Да, знаю, – ответил Чарли, чувствуя, как к горлу подступает комок.

– Ну, прощайте, лейтенант. Мне нужно идти…

– Фу ты! Большое вам спасибо!

Выйдя на свежий воздух, он все вспоминал ее красивое личико и такие прелестные пухлые губки.

Однажды слякотным утром в начале марта, когда Чарли вынимал сгоревший сальник из двигателя «бьюика», к нему подошел подсобный рабочий из гаража и сказал, что кто-то зовет его к телефону из больницы. Чей-то незнакомый холодный голос сообщил ему, что миссис Андерсон почти на грани смерти и ее состояние быстро ухудшается. Не мог бы он поставить в известность других членов ее семьи? Сняв с себя рабочий халат, Чарли отправился прямо к Хедвиг. Джима не было, и они взяли одну из машин в гараже. Чарли забыл в суматохе вымыть руки, и они были у него черными от масла и копоти. Хедвиг нашла где-то тряпку, чтобы он хотя бы вытер их.

– В один прекрасный день, Хедвиг, – сказал он, – у меня будет чистенькая работенка в конструкторском бюро.

– Но ведь Джим хотел сделать тебя продавцом автомобилей! – зло огрызнулась Хедвиг. – Не вижу, каким образом ты сможешь чего-то добиться в жизни, если с ходу отвергаешь любое сделанное тебе предложение.

– Ну, быть может, поступят и такие, которые я приму, а?

– Где же ты собираешься их получить, если не у нас? – продолжала она тем же агрессивным тоном.

Чарли решил, что лучше промолчать. Они ехали молча почти через весь город. Когда приехали в больницу, им сообщили, что мать находится в коме. Через два дня она умерла.

На похоронах в течение доброй половины погребальной службы то и дело в горле его стоял ком, мешающий дышать. Он вышел, заперся в туалете гаража, сел там на толчок и дал, наконец, волю слезам. Он плакал как ребенок. Когда они вернулись с кладбища, он пребывал в ужасном настроении и не мог ни с кем разговаривать.

После ужина, когда Джим и Хедвиг, сидя за столом в столовой, принялись на листке бумаги подсчитывать, сколько им пришлось выложить за похороны, он взорвался и грубо заявил им, что заплатит все сам, до единого цента, и больше в их проклятом доме никогда ноги его не будет, могут не беспокоиться!

Он выскочил из комнаты, грохнув за собой дверью, взбежал по лестнице к себе и бросился на кровать. Он долго лежал на спине не раздеваясь, в военной форме, уставившись в потолок, и до него доносились приглушенные голоса и отдельные слова: «усопшая», «оплакивание», «потусторонний мир», «загробная жизнь».

На следующий после похорон день ему позвонила Эмиска. Выразив свои соболезнования по поводу смерти матери, она осведомилась, не хочет ли он встретиться с ней как-нибудь вечерком. Не отдавая себе отчета в своих действиях, он неожиданно выпалил, что, ладно, придет. Настроение паршивое, подавленное, ему так одиноко и так хотелось поговорить с кем-нибудь еще, не только с Джимом и Хедвиг. В тот же вечер он приехал к ней на машине. Она была одна. Ему не понравилась ее квартирка с дешевыми украшениями, мишурой. Он повел ее в кино. По дороге она спросила, помнит ли он, как они вместе смотрели в кинотеатре «Рождение нации». Он почему-то сказал, что не помнит, хотя помнил все отлично. Ему стало ясно, что она намерена возобновить с ним прежние отношения.