Оноре Бальзак - Беатриса

Своим жестоким ультиматумом Беатриса установила положение блокады, которая превращает женщину в неприступную крепость, ограждаемую леденящими взглядами и высокомерными жестами. Она считала, что избавилась от Каллиста, что он никогда не решится порвать с семейством Гранлье. Покинуть Сабину, которой мадемуазель де Туш передала все свое состояние, — не значило ли это обречь себя на нищету? Но Каллист, обезумев от отчаяния, тайно от всех взял заграничный паспорт и умолил свою мать выслать ему крупную сумму. В ожидании денег из Геранды он неотступно следил за Беатрисой, терзаясь яростной, чисто бретонской ревностью. Наконец через девять дней после рокового признания, которое сделал в Жокей-клубе юный Ла Пальферин Максиму, барон дю Геник, получив от матери триста тысяч франков, примчался к Беатрисе с намерением прорвать блокаду, выгнать Ла Пальферина и уехать из Парижа вместе со своим ублаготворенным идолом. Тут страшная альтернатива для женщины, сохранившей еще уважение к себе: она или погружается в пучину порока, или может вернуться на путь добродетели. До сего времени Беатриса считала себя вполне порядочной женщиной, испытавшей дважды в жизни страстную любовь, но обожать Шарля-Эдуарда и принимать любовь Каллиста значило потерять уважение к самой себе, ибо там, где начинается ложь, начинается бесчестье. Она дала Каллисту известные права над собой, и никакая сила не могла помешать ему упасть к ее ногам со слезами глубочайшего раскаяния. Мы часто удивляемся, с какой ледяной бесчувственностью женщины вырывают из сердца любовь; но если лишить женщину права зачеркнуть прошлое, — как иначе уберечь ей свое достоинство, как освободиться от роковой близости, ставшей ярмом? В том положении, в котором очутилась Беатриса, ее могло бы спасти появление Ла Пальферина, но ее погубила сообразительность старого Антуана.

Услышав стук кареты, подъехавшей к крыльцу, маркиза сказала Каллисту.

— Кто-то приехал!

И бросилась в переднюю, чтобы предупредить взрыв.

Но Антуан, в качестве человека осмотрительного, уже успел объявить Шарлю-Эдуарду, что маркизы нет дома. А тому только этого и нужно было.

Когда Беатриса узнала, что приезжал юный граф и Антуан отказал ему в приеме, она промолвила:

— Ну что ж, очень хорошо, — а сама по дороге в гостиную решила: «Уйду в монастырь!»

Каллист тем временем не постеснялся распахнуть окошко и заметил своего соперника.

— Кто это приезжал? — спросил он.

— Не знаю, Антуан еще внизу.

— Это Ла Пальферин...

— Возможно, что и он.

— Ты в него влюблена, вот почему я тебе прискучил... Я его видел!

— Каким образом?

— В окно...

Беатриса как подкошенная упала на диван. Чтобы развязать себе руки, она пошла на уступки и объявила, что откладывает отъезд только на неделю для окончания неотложных дел, но себе поклялась не принимать больше Каллиста, если ей удастся успокоить Ла Пальферина. Страшна эта жгучая тоска, эти темные расчеты, являющиеся уделом людей, сбившихся с пути, по которому движется социальная жизнь.

Когда Беатриса осталась одна, она почувствовала себя такой несчастной, такой униженной, что слегла в постель, — она и в самом деле заболела; противоречивые чувства рвали на части ее сердце, ей показалось, что она умирает, и она велела позвать врача, но в то же время послала Ла Пальферину следующее письмо, в котором с какой-то яростью мстила Каллисту:

«Друг мой, приезжайте ко мне, я в отчаянии. Антуан отказал Вам в тот момент, когда Ваше появление могло положить конец самому страшному кошмару моей жизни; Вы могли освободить меня от человека, которого я ненавижу и с которым, надеюсь, никогда больше не встречусь. Я люблю и буду любить только Вас одного, хотя и знаю, что, к несчастью, не нравлюсь Вам так, как мне того бы хотелось...»

Засим следовало еще четыре страницы. Письмо заканчивалось восторженными излияниями, слишком поэтическими, чтобы их можно было привести здесь, а последние строчки бесповоротно скомпрометировали обезумевшую женщину: «Я вся в твоей власти! Ах, я не остановлюсь ни перед чем, лишь бы доказать тебе, как ты любим». И она подписалась полным именем, чего никогда еще не делала ни для Каллиста, ни для Конти.

На следующий день, когда юный граф явился к маркизе, она принимала ванну. Антуан попросил гостя подождать. Теперь уже Ла Пальферин распорядился отказать Каллисту, который с сердцем, жаждавшим любви, примчался пораньше к Беатрисе, и Шарль-Эдуард смотрел из окна, как несчастный дю Геник в отчаянии садится в карету.