Тадеуш Доленга-Мостович - Знахарь-2 или профессор Вильчур

Иногда они вместе выходили из клиники, и тогда она провожала его домой. Чаще всего они говорили о работе; случалось, однако, что беседа переходила на личное. Он узнал, что Люция — сирота, что она из Сандомежа, но с детских лет воспитывалась в Варшаве. Ее воспитание и образование оплачивала тетка, которой тоже не стало несколько лет назад. Она рассказала ему также, что когда-то была обручена, но вскоре убедилась, что молодой инженер, который изображал любовь, был человеком никчемным, и тогда она рассталась с ним.

— А сейчас я вижу, — заметил Вильчур, — что коллега Кольский очень интересуется панной.

Она слегка пожала плечами.

— Кольский, профессор, именно коллега, он очень порядочный парень. Я люблю его и ценю его качества, но это не те качества, которые могли бы вызвать более глубокое чувство.

Некоторое время они шли молча.

— А разве у женщины чувство вызывают какие-то качества?.. Не красота, не молодость, не… возможно… привлекательность?..

Она покачала головой.

— Нет, профессор. То, о чем вы говорили, может заинтересовать только очень недалеких женщин. Я думаю, что мы… что я искала бы в мужчине прежде всего богатство его души, хотела бы найти в нем как бы большую библиотеку переживаний, мыслей, трагедий и взлетов, как бы музей, живой музей. Я не умею этого объяснить. Возможно, это плохие сравнения. Скажу так: хочу, чтобы его душа была разносторонней, чтобы содержала в себе столько черт и привлекательности, чтобы я за всю свою жизнь не сумела бы узнать и открыть их в нем. И я не думаю, что в своем желании я должна быть исключением. Мне кажется, что это присуще женщинам, всем женщинам… Та жадность, та неутолимая жажда наблюдать за многими, многими сокровищами, которых наш разум не охватывает и которые можно ценить и уважать… Потому что, только уважая, можно любить.

Белый пушистый снег покрыл улицы Варшавы и едва скрипел под ногами. Свет фонарей преломлялся в синеватых полосах тени. Деревья стояли в снежном оперенье, тихо, неподвижно, величественно.

— Это неправда, — произнес после долгого молчания Вильчур. — Когда-нибудь вы убедитесь, что это неправда.

— Я никогда этому не поверю, — убежденно запротестовала Люция, но он, казалось, не слышал ее слов и продолжал дальше.

— Это молодость диктует вам такие слова, молодость внушает эти мысли. У вас нет опыта. Любовь… Любовь послушна телу… Она послушна законам природы, а душа? Душа — это душа, ее место абстрактно, и этому никто не поможет.

В его голосе прозвучали ноты отчаяния, и Люция сказала:

— Я не убедилась в этом и думаю, что профессор весьма пессимистично смотрит на эти вещи.

— Потому что я убедился в этом, — ответил он, грустно улыбнувшись. — Может быть, когда-нибудь я расскажу вам эту историю, может быть, когда-нибудь, чтобы предостеречь вас. А сейчас вот мой дом. Спасибо вам за приятную прогулку и беседу. Вы очень добры, панна Люция.

Он поцеловал ей на прощанье руку. Снимая в передней шубу, он взглянул в зеркало и отметил, что не побрит.

— Юзеф, — обратился он к слуге, — напоминай мне, пожалуйста, ежедневно утром, что мне следует побриться.

— Каждый день все готово, — с обидой в голосе ответил слуга.

— Да, но я не всегда об этом помню…

Сказанные слова напомнили ему о сегодняшней статье в одной из газет, опять перемалывающей дело о смерти Доната. Какой-то ретроград, скрывающийся под инициалами доктор Х.У., доказывал там, что полностью вылечить амнезию практически невозможно. Память, по мнению этого невежды, полностью не возвращается, а вследствие этого повторяются новые атаки.

Что за абсурд! И, пользуясь такими приемами, они пытаются заставить его отказаться от клиники. Если бы они знали, что клиника в настоящее время является собственностью страхового общества, наверное, нашли бы способы для новых интриг.

Профессор надел халат и сел у камина. Юзеф принес горячий кофе и вечерние газеты. Возможно, умышленно, а может быть, случайно слуга положил их так, что, бросив на них взгляд, Вильчур прочел на первой странице заголовок: "Профессор Вильчур выплатил семье покойного Леона Доната миллионную компенсацию".

Прошло несколько минут, пока он взял в руки газету.

"Стало известно, — читал он, — что общество, в котором был застрахован трагично скончавшийся в клинике профессора Вильчура всемирно известный польский певец Леон Донат, угрожало незадачливому хирургу начать процесс о возмещении нанесенного ущерба. Понимая, что процесс этот он проиграет, поскольку смерть великого тенора наступила по причине халатности и беспорядков, царящих в клинике профессора, он вынужден был выплатить страховую сумму, равную двум с половиной миллионам злотых. Для покрытия этой огромной суммы в собственность страхового общества ушла клиника профессора, его вилла, почти все, чем он владел. Невозможно не посочувствовать известному хирургу, что его коснулось разорение, однако, с другой стороны, пусть этот случай станет предостережением для всех тех докторов, которые легкомысленно распоряжаются жизнью вверенных им пациентов…"