Оноре Бальзак - Жизнь холостяка

— Замечательные ребята!

Это восклицание вырвалось у командира Потеля.

В тот момент, когда был дан сигнал: «Сходись!» — Максанс заметил зловещее лицо Фарио, смотревшего на них из той самой дыры, которую «рыцари» проделали в крыше церкви, чтобы напустить голубей в его склад. Эти два глаза, как бы извергавшие две огненные струи мстительной ненависти, ослепили Макса. Филипп пошел прямо на своего противника, стремясь стать так, чтобы иметь преимущество. Знатокам искусства убивать известно, что более ловкий из двух противников может «занять верхнюю часть площадки», если употребить образное выражение, обозначающее нападение сверху. Это положение, позволяющее в некотором смысле видеть нападение другого, так хорошо свидетельствует о дуэлянте первого ранга, что сознание превосходства своего противника проникло в душу Макса и вызвало расстройство душевных сил, нередко заставляющее игроков в присутствии мастера своего дела или человека, которому везет, смущаться и играть хуже, чем обыкновенно.

«А! бывалый парень, — подумал Макс, — первоклассный боец, я пропал!»

Макс попробовал прибегнуть к мулинэ, вращая саблей с ловкостью искусного фехтовальщика; он хотел ошеломить Филиппа и задеть его саблю, чтобы выбить ее; но по первому же удару он понял, что у подполковника железная кисть руки, при этом гибкая, как стальная пружина. Максансу приходилось избрать другой прием, и — несчастный! — он стал размышлять, в то время как Филипп, у которого глаза сверкали на противника молниями ярче, чем сверкали сабли, отражал все атаки с хладнокровием учителя фехтования, ведущего занятия у себя в зале и закрытого нагрудником.

Между людьми такой силы, как эти два бойца, происходит нечто подобное тому, что бывает у простого народа во время страшной схватки, именуемой «сават». Исход борьбы зависит от какого-нибудь неправильного движения или затруднения в расчете, меж тем как он должен быть быстрым, как искра, и ему нужно следовать без раздумья. В течение времени, столь короткого для зрителей и столь долгого для противников, сущность борьбы состоит в напряженном внимании, поглощающем силы души и тела и скрытом обманными ударами, — медлительность и очевидная осторожность их как будто дают повод полагать, что ни один из противников не хочет драться. Этот момент, за которым следует быстрая и решающая схватка, ужасен для знатоков. В ответ на неудачную параду Макса подполковник выбил у него из руки саблю.

— Поднимите ее! — сказал он, приостанавливая схватку. — Я не таков, чтобы убивать безоружного врага.

Это была возвышенная жестокость. Подобное великодушие свидетельствовало о таком превосходстве, что зрители восприняли его как самый ловкий расчет. Действительно, когда Макс снова стал в позицию, он уже потерял хладнокровие и по необходимости оказался под ударом того нападения сверху, которое грозит вам и в то же время безопасно для вашего противника; тогда он, желая искупить отвагой свое постыдное поражение, не думая о защите, взял саблю обеими руками и яростно обрушился на Филиппа, чтобы ранить его насмерть, отдавая ему свою собственную жизнь. Филипп получил удар саблей, рассекший ему лоб и часть лица, но зато он наискось разрубил голову Максу страшным выпадом из мулинэ, которое он противопоставил, чтобы ослабить смертельный удар, предназначавшийся ему Максом. Эти два бешеных удара закончили схватку на девятой минуте. Фарио спустился вниз и подбежал упиться видом своего врага, который корчился в конвульсиях смерти, — ибо у человека такой силы, как Макс, мускулы тела сокращались ужасным образом. Филиппа перенесли к его дяде.

Так погиб один из людей, предназначенный к свершению великих дел, если бы он остался в благоприятной для него среде; человек, с которым природа обошлась как со своим баловнем, наделив его храбростью, хладнокровием и сообразительностью политика в духе Цезаря Борджа. Но воспитание не придало благородства его мыслям и поведению, а без этого успех невозможен ни на каком жизненном поприще. О нем не пожалели, так как его вероломный противник, менее достойный, чем он, сумел подорвать к нему уважение. Его смерть положила конец подвигам Ордена безделья — к огромному удовлетворению города Иссудена. Поэтому у Филиппа не было неприятностей из-за дуэли, к тому же казавшейся делом божественного возмездия и повсюду вокруг вызвавшей всем своим ходом единодушные похвалы обоим противникам.

— Им бы следовало убить друг друга, — сказал г-н Муйерон. — Правительство сразу отделалось бы от двойной докуки.