Ее пальцы прижались к его губам, останавливая любые новые слова. Она была в слезах и в страхе, и от моргания в глазах у нее образовалась пленка, сквозь которую она видела вереницу обращенных к ней лиц и думала обо всех путях и судьбах, и это было ужасно: будущее, Дэвид…
Теда опять посмотрела на Дэвида и прижалась к нему, вновь и вновь повторяя, что любит.
И весь оставшийся вечер он был пареньком в роговых очках, с книгами под мышкой, а она — златокудрой девочкой с синей-синей лентой в длинных блестящих волосах…
Никто не помнил, как появилась мисс Эпплтри. Казалось, она существует уже многие годы. Всякий раз, когда Норе не удавалось печенье или когда она садилась за завтрак с ненакрашенными губами, Джордж, смеясь, говорил: «Смотри у меня! Убегу с мисс Эпплтри!»
Или когда Джордж проводил вечер с друзьями и возвращался домой слегка не в форме, помятый жерновами времени, Нора обычно говорила:
— Ну, как там мисс Эпплтри?
— Прекрасно, прекрасно, — говорил Джордж. — Но я люблю тебя одну, Нора. Как хорошо дома.
Как видите, мисс Эпплтри была в доме многие годы, невидимая, как запах травы в апреле или как аромат листьев каштана, опадающих в октябре.
Джордж даже описал ее:
— Рослая.
— У меня рост пять футов семь дюймов [11] 170 см.
без каблуков, — сказала Нора.
— Грациозная, — сказал Джордж.
— С возрастом я стала немного полнеть, — признала Нора.
— И волосы золотистые, как у феи, — добавил Джордж.
— У меня волосы становятся серыми, как у мышки, — сказала Нора. — А раньше блестели, как солнце.
— Немногословная, — сказал Джордж.
— А я люблю посплетничать, — откликнулась Нора.
— И меня любит безоглядно, страстно, без тени сомнения в уме или душе, дико, безумно, — сказал Джордж, — как ни одна разумная женщина никогда не смогла бы полюбить такого жалкого, старого мямлю-трутня, как я.
— По твоим словам, она у тебя настоящая лавина, — сказала Нора.
— Да, но знаешь, — сказал Джордж, — когда лавина скатывается дальше и нужно продолжать жить, я всегда обращаюсь к тебе, Нора. Мисс Эпплтри совершенно невозможна. Я всегда возвращаюсь к своей одной-единственной любви, к женщине, которая сомневается, что я, в конце концов, бог, к женщине, которая знает, что я сую правую ногу в левый башмак, и настолько дипломатична, что в такой момент подает мне два правых башмака, женщина, которая понимает, что я флюгер для любого ветра, и тем не менее никогда не пытается внушать мне, что солнце встает на востоке и садится на западе. Так почему же я заблудился? Нора, ты знаешь каждую пору на моем лице, каждую волосинку у меня в ухе, каждую пломбу в зубах — но я люблю тебя.
— Всего хорошего, мисс Эпплтри, — сказала Нора.
Так проходили годы.
— Дай-ка мне молоток и гвозди, — сказал однажды Джордж.
— Зачем? — спросила жена.
— Да вот этот календарь, — сказал он. — Хочу прибить. Листки падают, как оброненная колода карт. Боже правый! Мне сегодня стукнуло пятьдесят! Дай сюда молоток!
Она подошла и чмокнула его в щеку.
— Тебя это не слишком огорчает, верно?
— Вчера меня это не огорчало, — ответил он. — А сегодня бесит. Что такого в этом накоплении десятков, что так пугает мужчину? Когда человеку двадцать девять лет и девять месяцев, это его не волнует. Но когда исполняется тридцать — чертям тошно делается, жизнь окончена, любовь прошла, карьера идет под откос или летит в трубу — на выбор. И человек проходит следующие десять, двадцать лет, минуя тридцатилетие, сорокалетие и двигаясь к пятидесятилетию, разумно не касаясь времени, не пытаясь цепляться за жизнь изо всех сил, давая ветру дуть и реке течь. Но боже, милостивый, неожиданно ты достигаешь пятидесятилетия, этой милой круглой цифры, солидного итога, и тут — бах! Депрессия и ужас. Куда ушли годы? Что ты сделал за свою жизнь?
— Ты вырастил дочь и сына, которые рано создали семьи и живут самостоятельно, — сказала Нора. — Ими можно гордиться!
— Это так, — сказал Джордж. — И все же в такой день, как сегодня, в середине мая, ощущение грустное, осеннее. Ты меня знаешь: я человек настроения. Сын Томаса Вулфа [12] Томас Вулф (1900–1938) — американский прозаик. Два первых романа Вулфа («Взгляни на дом свой, ангел» и «О времени и о реке») непомерны по объему и напряженности эпического стиля. Два опубликованных посмертно романа («Паутина и скала» и «Домой возврата нет») поставили Вулфа в первый ряд американских писателей XX века. Лирическая насыщенность и вместе с тем эпическая широта отличают сборники его новелл («От смерти к заре», 1935, «Там, за холмами», 1941). Рэй Брэдбери высоко ценит Томаса Вулфа (см. «О скитаниях вечных и о Земле»).
: «О время, о река, горюющие ветры, потерян я, потерян навсегда».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу