Ярослав Ивашкевич - Хвала и слава. Книга вторая

— А может, у тебя в каждой деревне по бабке?

— Честное слово. Родная бабка, отца моего мать.

— Выходит, Голомбекова, — сказал Людвик и откупорил бутылку.

— Пойдем-ка, что я тебе покажу, — закричал Вилек, вскочив и бросив наполовину открытую банку с консервами. — Пошли, пошли!..

И он потянул Антека вдоль закинутого на ветви телефонного провода. Метрах в пятнадцати-двадцати, не больше, провод кончался. Обрезанный конец его, болтаясь, свисал с сосновой ветви, а неподалеку лежала пустая катушка.

— Вот и стереги этот провод, малый, — сказал Вилек, и в голосе его звучала злость и насмешка. — Стой тут и жди. А позывной помнишь? Тверди позывной в свою дырку, может, кто и ответит.

— Не понимаю. Что это значит?

— А то и значит, что сбагрил нас пан поручик. Так и сидели бы здесь, пока задница к земле не прирастет. Фрицы явятся — а мы на боевом посту…

— Вот же, язви его…

— Отвоевались, значит, можно теперь и к твоей бабке наведаться, — сказал чернявый Людвик.

Но молоко все же выпили и мясо с черным зачерствевшим хлебом съели здесь, в лесу. Артиллерийская канонада приближалась, все трое хорошо ее слышали, но ни один не подал и вида, что слышит. Над лесом время от времени раздавался тяжелый гул бомбовозов, и где-то на шоссе в стороне Седлеца падали бомбы. Часто-часто раздавались глухие взрывы, а потом все смолкло.

Наконец они направились к хате старой Голомбековой. Анеля встретила их равнодушно. Все четверо уселись — кто на скамейку, кто на завалинку. На юге все стихло. Самолеты улетели.

— Ну и что теперь? — спросил Антек. Темнело, солнце уже пошло на закат.

— Отец сказал, — обратилась к нему Анелька, — что теперь всему капут.

Вилек вскипел.

— А чему капут? Чему? За неделю весь народ не перебьют.

В эту минуту они услышали глухой рокот мотора, и довольно высоко над ними появился немецкий истребитель. Заходящее солнце сверкало на его винтах и серебрило фюзеляж.

— Гляди, как спокойно летает! И никто его не трогает!

— Вот я сейчас трону, — сказал Людвик.

И, сорвав винтовку с плеча, выстрелил вверх, в сторону самолета. Хотел выстрелить еще раз, но Вилек остановил его.

— Да уймись ты, разрази тебя! Приманишь сюда их отряд.

— Будто уж они так близко!

— Да уже тут, под боком, — хмуро сказал Вилек.

Самолет, как большой жук, не торопясь полетел дальше, в ту сторону, откуда доносился монотонный, то взлетающий до пронзительных нот, то угасающий гул бомбовозов.

— Может, бабку в погреб спрятать? — спросила Анелька.

— А зачем? — засмеялся Антек. — Что ей здесь сделается?

— Опять же если чему бывать, так и в погребе не миновать.

В этот самый момент бабка встала на пороге.

— Анелька! — сильным голосом крикнула она. — Побойся бога, девка! Ты же коров не подоила.

Анелька схватилась за голову.

— Тут мир рушится, — сказал Антек, не вставая с лавки, — а ты, бабушка, хочешь, чтобы люди о коровах помнили.

— Рушится, не рушится, а как же можно корову не подоить?

Анелька уже бежала с подойником в хлев.

— И не покормила, поди, — упрекнула бабка.

— Кабы не покормила, так ревели бы.

— Бедная скотина, — вздохнула бабка, потом окинула взглядом трех сидящих солдат и довольно сурово осведомилась: — А вы чего тут пристроились?

— Бросили нас, вот и не знаем, что делать, — сказал Людвик.

Бабка подошла поближе.

— Сидите? А я-то думала, уж коли война, так война…

— Так ведь раз на раз, бабушка, не приходится. Война — она ведь не похожа на то, как ее расписывают! Одно — что людей убивают.

— Бьют по этим шоссейкам, как по муравейникам, — с ужасом в голосе сказал чернявый Лютек.

— А где тут город поблизости, бабка? — спросил силезец.

— А где ему быть? Тут городов близко нету. В Седлец можно податься. И рички тут нет. В Бартодзеях хоть Пилица была…

— А на что нам ричка, бабушка? — засмеялся Антек. — Все равно ж купаться не будем, немчура не даст.

— Ну, Антек, Людвик, вставайте, пошли! — сказал Вилек, поднялся и щелкнул каблуками, чтобы размять затекшие ноги.

— Куда? — неохотно спросил Людвик.

— Радио, бабушка, здесь нет? — спросил Антек.

— Чего? Радио? А откуда ему быть?

— Что же это, отец не мог устроить?

— Твой-то? Ему и без того забот хватало…

— А теперь вот убежал…

— Что ему в Варшаве было делать-то? Ждать, пока застрелят?

— А на дорогах лучше, что ли? Бр-р-р…

Тем временем, подоив коров, вернулась Анелька.

— Ты не ходи, Антек, — сказала она. — Как стемнеет, пойдем к соседу. Два километра отсюда. У него есть радио.