Генри Мортон - От Рима до Сицилии. Прогулки по Южной Италии

— К сожалению, — сказал дон Эугенио, — когда он скопил денег, чтобы снова увидеть Матеру, он так счастлив был увидеть знакомые места и друзей, что женился на старой innamorata. [42] Возлюбленная (ит.). Сейчас у него пять детей, и, должно быть, теперь он останется здесь навсегда.

Дон Эугенио сочувственно вздохнул.

— Он сильно ранен, — заметил я.

— Это не военная рана, — ответил дон Эугенио. — Когда он был ребенком, его утащил волк. Слава богу, его вовремя нашли.

Новая Матера знаменита одним из лучших музеев юга Италии — здесь находится музей Ридола. Пятьдесят лет назад его создал и завещал государству известный местный житель. В музее все замечательно выстроено в хронологическом порядке, особенно выделяется древний исторический период. Очень хороша греческая керамика, найденная в этом районе. Я заинтересовался необычной коллекцией резьбы по дереву и кости, выполненной пастухами: трости, музыкальные инструменты, фигурки животных и птиц. Здесь имеются разнообразные предметы, спасенные от пожара или найденные в кучах мусора: прялки, деревянные ведра и все виды кухонной утвари.

Однажды вечером, когда читать было нечего, я наткнулся в отеле на оставленную кем-то неаполитанскую газету. Номер был недельной давности. Я нашел в нем объявление о том, что вскоре в Ноле будет проведен праздник Danzа dei Gigli — Танец лилий. Я давно хотел его увидеть, и, хотя планы мои в связи с этим менялись, решил поехать туда не откладывая. Рано утром поднялся и был тронут тем, что дон Эугенио пришел ко мне попрощаться. Он сунул мне в руки картонную коробочку — чуть больше спичечного коробка. Внутри лежал маленький фрагмент лакированного дерева. Это был кусок колесницы Мадонны-делла-Бруна.

— Он принесет вам удачу, — сказал он.

Хотя между Матерой и Неаполем чуть менее двухсот миль, дорога в горах довольно опасна. Это расстояние за день не одолеть, во всяком случае такому водителю, как я. Утро выдалось превосходное. По далеким долинам скользили тени облаков. На горных дорогах я чувствовал себя словно в низко летящем самолете. Безлесный ландшафт, сжатое золотистое жнивье в долинах и спелые пшеничные поля на горах раскинулись, насколько мог охватить глаз. Прекрасные переходы цвета — от золотисто-желтого до коричневой умбры и жженой охры — прерывались лишь на севере, где в озере Сан-Джулиано отражалось небо. На Широком пространстве никаких признаков жизни, за исключением мест, где далекие горные хребты ловили солнце: там я видел белые города и деревни. По дороге мне не встретилось не только ни одной машины, но даже и увешанного корзинами мула. Лишь ястребы кружили высоко в небе, иногда я видел их внизу, над долинами: они планировали на воздушных потоках.

Эту страну и описал Карло Леви. Передо мной был пейзаж из книги «Христос остановился в Эболи». Далеко на юге затерялись горные деревушки — Гальяно и Стильяно, — в которые фашистское правительство сослало писателя. Впереди был Грассано: там началась его ссылка. В отличие от Овидия, наказанного таким же одиночеством и проклинавшего свою судьбу, Карло Леви времени зря не терял: дотошно изучал крестьянскую жизнь, а в результате написал лучшую книгу о Южной Италии.

Вскоре я начал подниматься по дороге в Грассано. Дома деревушки следовали за горным рельефом. С уличных столбов свешивались фонари без абажуров. Магазинов я не приметил. Из дверей домов на меня смотрели женщины в черных одеждах. Дети играли в пыли, куры клевали что-то в кучах мусора. В церкви несколько женщин в наброшенных на головы черных шалях усердно молились. В разбитом стеклянном гробу лежала фигура в картонном облачении римского центуриона. Фигура была сломана, из туловища торчал пучок соломы. Одна женщина шепнула мне, что это — святой Донат, и они организуют сбор средств для его реставрации. Какого Доната он представлял, я так и не понял. Таких святых много, включая мученика, епископа из Ареццо, а также епископа из Фьезоло, имевшего власть над волками. Карло Леви написал об этой неизвестной части Италии как об «обособленной стране… огороженной обычаями и горем, отрезанной от истории и государства, бесконечно терпеливой», о стране «без какого бы то ни было комфорта и утешения, где крестьянин понятия не имеет о цивилизации. Он живет на голой земле, в полной нищете и в ожидании смерти».

Я прошел в верхнюю часть Грассано. Она была точно такой, какой ее описал Леви. В мусорной куче рылась свинья, дети гонялись за козой. Взрослой жизни я не приметил, не видел даже стариков, что обычно, словно старые ящерицы, вылезают греться на солнце, но зато повстречал представителя элиты, идущего вместе с деревенским священником. Он был в аккуратном сером костюме и серой велюровой шляпе. Я вежливо поздоровался с ними и спросил, не помнят ли они Карло Леви. Я сделал большую ошибку: задел обнаженный нерв. Взглянув на священника в ожидании поддержки, мужчина возмущенно воскликнул: