Педро Аларкон: Треугольная шляпа

Я давно уже возымел намерение восстановить истину и вернуть этой странствующей истории ее первоначальный облик, который, вне всякого сомнения, наилучшим образом отвечает требованиям приличия и скромности. Да и какие могут быть сомнения? Такого рода повести, пройдя через грубые руки, отнюдь не становятся лучше, изящнее и скромнее, — напротив, они извращаются и загрязняются от соприкосновения с пошлостью и обыденностью.

Такова история настоящей книги…

А теперь ближе к делу. Итак, уважаемый читатель, в надежде на твой справедливый суд, сейчас я приступаю к повести о коррехидоре и мельничихе, и вот «когда ты прочтешь ее и сотворишь больше крестных знамений, чем при виде самого дьявола», — как сказал Эстебанильо Гонсалес, [3] Эстебанильо Гонсалес — герой одноименной плутовской повести (1648) анонимного испанского автора. зачиная свою повесть, — ты, быть может, сочтешь ее достойной и заслуживающей выхода в свет.

Начинался тот богатый событиями век, который ныне уже клонится к закату. Год точно не известен. Известно только, что случилось это после 1804 и раньше 1808 года.

Тогда еще правил Испанией Карл IV Бурбон — «божьей милостью», как гласила чеканка на монетах; а может быть — по забывчивости Бонапарта или по особой его милости, как писали Французские газеты. Прочие европейские властители, потомки Людовика XIV, уже лишились своих корон (а старший из них лишился и головы) в той буре, которая, начиная с 1789 года, бушевала над нашей одряхлевшей частью света.

Исключительность положения нашей родины в ту эпоху сказывалась еще и в другом. Солдат революции, сын безвестного корсиканского адвоката, победитель при Риволи, Пирамидах, Маренго и в сотне других сражений, только что увенчал себя короной Карла Великого и заново перекроил Европу: он создавал и упразднял целые государства, стирая границы, выдумывая новые династии, и где только ни проносился он на своем боевом коне, подобно смерчу или «антихристу», как называли его северные державы, — всюду менялись наименования стран, образ жизни, местожительство, обычаи и даже одежды народов.

Однако отцы наши, царство им небесное, не испытывали к нему ни ненависти, ни страха, — они с особым удовольствием славили его неслыханные деяния, как если бы речь шла о герое рыцарского романа или о событиях на другой планете, и даже во сне им не снилось, что когда-нибудь он вторгнется и к нам и начнет свирепствовать так же, как во Франции, Италии, Германии и других странах. Раз в неделю (самое большее два) в крупные селения Пиренейского полуострова прибывала почта из Мадрида, доставлявшая какой-нибудь номер «Газеты» (тоже не ежедневной), из которой влиятельные лица узнавали (при условии, что «Газета» об этом сообщала), появилось или исчезло еще какое-нибудь государство за пределами полуострова, разразилось ли еще какое-нибудь побоище с участием шести или восьми королей и императоров, и где именно находится Наполеон: в Милане, Брюсселе или Варшаве… Во всем остальном отцы наши продолжали жить по старинке, не торопясь, ни в чем не отступая от древних обычаев, — тишь да гладь да божья благодать; все та же инквизиция и те же монархи, все то же вопиющее неравенство перед законом, те же привилегии, особые права и льготы, то же отсутствие какой бы то ни было гражданской или политической свободы; все так же ими управляли достославные епископы совместно с могущественными коррехидорами (власть коих было не так-то легко разграничить, ибо и те и другие вмешивались как в дела небесные, так и в дела земные); все так же выплачивали они десятины, примиции, алькабалу, пособия, принудительные пожертвования, большую и малую ренту, подушные подати, королевскую «треть», государственные налоги, местные повинности и еще около пятидесяти различных налогов и пошлин, перечисление которых заняло бы слишком много места.

На этом, пожалуй, и кончается связь нашей истории с военными и политическими событиями эпохи. Мы рассказали о том, какие дела творились тогда на свете, с единственной целью обратить внимание читателей, что в интересующем нас году (предположим, что это был 1805 год) во всех областях частной и общественной жизни Испании еще господствовал старый режим, точно Пиренейские горы превратились в некую китайскую стену, отделившую нас от всех новшеств и перемен.

В Андалусии, например (а ведь именно в одном из городов Андалусии и произошло то, о чем вы услышите), люди влиятельные вставали чуть свет и отправлялись в собор к ранней обедне (хотя бы и в будни), к девяти часам им подавали завтрак: яичницу и чашку шоколада с гренками; обедали они между часом и двумя; если была дичь, то обед состоял из двух блюд, в противном случае довольствовались одним супом; после обеда отдыхали, затем выходили погулять; в сумерки шли к вечерне в приходскую церковь; вернувшись, снова пили шоколад (на этот раз с бисквитом); наиболее честолюбивые посещали вечеринки коррехидора, декана [4] Декан — старшина церковного капитула. или же какой-нибудь титулованной особы, проживавшей в городке; возвращались домой, когда уже звонили к «поминальной»; запирали двери еще до окончания вечерней молитвы; за ужином ели салат и тушеное мясо, если не были привезены свежие анчоусы, а затем отправлялись на покой со своими супругами (у кого они были), девять месяцев в году предварительно нагревая грелками постели.