Педро Аларкон - Треугольная шляпа

Прощание супругов было кратким.

— Запрись хорошенько… — сказал дядюшка Лукас.

— Закутайся получше, а то холодно… — сказала сенья Фраскита, закрывая дверь на ключ, на засов и на задвижку.

Не было ни прощальных возгласов, ни поцелуев, ни объятий, ни долгих взглядов.

Да и к чему они?

Теперь последуем за дядюшкой Лукасом.

Мельник ехал верхом на ослице, альгвасил погонял ее сзади своим символом власти, причем оба хранили полное молчание: и вдруг, когда четверть мили осталось уже позади, они увидели, что над косогором, прямо на них, летит огромная птица. Ее силуэт вырисовывался на фоне неба, освещенного луной, с такой четкостью, что мельник невольно воскликнул:

— Тоньюэло, да это Гардунья на своих проволочных ножках и в треуголке!

Но прежде чем Тоньюэло успел ответить, тень, без сомнения желавшая избежать этой встречи, свернула с дороги и понеслась прямо через поле со скоростью настоящего хорька.

— Ничего не вижу… — как ни в чем не бывало вымолвил наконец Тоньюэло.

— Я тоже, — ответил дядюшка Лукас.

И подозрение, запавшее в ревнивую душу горбуна еще на мельнице, начало облекаться во все более явственные и ощутимые формы.

«Этим путешествием, — рассуждал он сам с собой, — я обязан хитрости влюбленного коррехидора. Его объяснение, которое я подслушал сегодня с крыши беседки, показывает, что этому старикашке из Мадрида явно не терпится. Ночью он наверняка еще раз наведается на мельницу, потому-то он и выманил меня оттуда. Ну, ничего! Фраскита в грязь лицом не ударит. Она не отворит двери, даже если дом подожгут. А хотя бы и отворила… Если коррехидор пустится на хитрости и как-нибудь проникнет к моей бесценной наваррке, все равно старый мошенник уйдет несолоно хлебавши. Фраскита в грязь лицом не ударит!.. А все-таки хорошо бы вернуться пораньше!»

Но тут дядюшка Лукас и альгвасил прибыли наконец в село и направились к дому сеньора алькальда.

Сеньор Хуан Лопес и в личной жизни и на службе являл собой олицетворение тирании, свирепости и гордыни в обращении с подчиненными; тем не менее в часы, остававшиеся у него от служебных обязанностей, от трудов по хозяйству и от ежедневной кулачной расправы с собственной супругой, он снисходил до того, что распивал кувшин вина в обществе местного писаря и пономаря. Это привычное вечернее занятие подходило уже к концу, когда перед взором алькальда предстал мельник.

— А, дядюшка Лукас! — воскликнул алькальд, почесывая в затылке, словно стараясь привести в действие извилину обмана и лжи. — Как поживаешь? А ну-ка, писарь, поднеси стакан вина дядюшке Лукасу! А сенья Фраскита? Все такая же красавица? Давненько я ее не видал! Да… А какой, брат, нынче хороший выходит помол! Ржаной хлеб не отличишь от чистого пшеничного! Так, так… Ну ладно, садись, отдохни. Слава богу, нам торопиться некуда.

— Я и сам терпеть не могу торопиться! — подхватил дядюшка Лукас; до сих пор он не раскрывал рта, но подозрения его все возрастали от этого дружеского приема, последовавшего за столь грозным и срочным приказом.

— Так вот, Лукас, — продолжал алькальд, — раз у тебя нет никаких спешных дел, переночуй-ка здесь, а рано утром мы обсудим наше дельце…

— Ну что ж… — ответил дядюшка Лукас с иронией и коварством, которые ни в чем не уступали дипломатии сеньора Хуана Лопеса. — Раз дело терпит… можно перекочевать и не дома.

— Дело неспешное и для тебя не опасное, — прибавил алькальд, введенный в обман тем самым человеком, которого хотел обмануть. — Можешь быть совершенно спокоен. Эй, Тоньюэло, пододвинь-ка Лукасу ящик, пусть сядет.

— Стало быть… пропустим еще? — сказал мельник, усаживаясь.

— Держи, — сказал алькальд, протягивая ему полный стакан.

— Из таких рук приятно и выпить… Споловиньте, ваша милость!

— Что ж, за твое здоровье! — произнес сеньор Хуан Лопес, выпивая половину.

— За ваше, сеньор алькальд! — ответил дядюшка Лукас, допив остальное.

— Эй? Мануэла! — позвал алькальд. — Поди скажи хозяйке, что дядюшка Лукас остается у нас ночевать. Пусть постелит ему на чердаке.

— Э, нет! Ни в коем случае! Я и на сеновале высплюсь как король.

— Имей в виду, что у нас есть постели…

— Охотно верю! Но зачем беспокоить семью? У меня с собой шинель.

— Ну, как хочешь… Мануэла, скажи хозяйке, что ничего не надо…

— Вы только уж позвольте мне сейчас же лечь спать, — вовсю зевая, продолжал дядюшка Лукас. — Вчерашнюю ночь у меня было пропасть работы, я даже глаз не сомкнул.