Жан Жироду - Лгунья

Однако, свою щепетильность Гастон проявлял самым неуклюжим образом. Так, он упрямо оставлял Нелли одну к тому часу, когда она выходила из дому в своем темном платье. Более того, — с нарочитым почтением, которое уже начинало пугать Нелли, он целовал ей руку, понимающе улыбался и выходил, не задавая никаких вопросов. Однажды он даже предложил ей остаться одной в воскресенье утром: если она желает, он избавит ее от своего общества и пойдет на скачки. Нелли впала в такую панику, что несколько дней после этого не встречалась с Реджинальдом. Ей почудилось, будто Гастон следит за ней. Она попросила Элен Гиз проверить ее подозрения: ничуть не бывало, — выйдя от Нелли, Гастон преспокойно отправился к себе в контору. Теперь он трудился с истинным энтузиазмом, ему нравилось затевать все новые и новые дела, пока Нелли находилась подле сына. С пяти до семи вечера, когда она, по его расчетам, играла с малюткой Реджинальдом (досадно все же, что он не смог подарить что-нибудь ребенку к 15 апреля!), Гастон с подлинным вдохновением искал и находил новые рынки сбыта для кукурузы, риса и сахара, — искал и находил новое будущее. И чай тоже имел блестящее, замечательное будущее. Первое предупреждение Нелли получила от Элен. Та не могла сказать ничего определенного, но у нее создалось впечатление, будто Гастону известно, что в жизни Нелли есть, кроме любви к нему, иные занятия; как ни странно, этот факт, похоже, придал ему бодрости и сделал счастливее. По словам Элен, Гастон считал Нелли кормящей матерью маленького мальчика. Она еще не кончила излагать Нелли свои соображения, как вошел и сам Гастон.

Да, сомнений не было, он явно верил во что-то подобное. Этим-то убеждением и объяснялась его тактичная сдержанность последних недель. Он уважал в Нелли юную мать. Нелли, быть может, не хватало чувства юмора, но зато в избытке хватило жестокости, чтобы в должной мере оценить комичность ситуации и насладиться ею. Этот идиот сам предоставляет ей свободное время, сам выдумал для нее столь трогательное алиби, ну и ну! А как почтительно Гастон поклонился ей, встав в половине пятого; как настойчиво старался увести за собою Элен, — Боже, до чего же он смешон и противен!

Ох, уж эти мужчины, — они умеют мучить своей добротой не менее, чем жестокостью, своим благородством — так же, как эгоизмом! Мало ей сложностей от их скудоумия, так нате вам еще осложнения от их же великодушия! Легко было играть Гастоном-тупицей, Гастоном-грубияном, — теперь вот изволь ломать голову над тем, как обходиться с этим новым существом, жалостливым и сентиментальным. Значит, ей придется не только скрывать свою любовь, скрывать волшебные взлеты и смертельные падения своей души, ее пламень, ее слезы и жгучие радости, скрывать счастливое, напоенное блаженством тело, скрывать все это за какой-нибудь во-время придуманной мигренью, — это-то нетрудно, и Гастону вовек не учуять пожара страсти, сжигающей Нелли, за той стеной, что она воздвигла между ним и собою; теперь ей придется каждую минуту призывать на помощь сына, которого прежде она боязливо поминала лишь в своих немых молитвах; обманывать этого ребенка — и его тоже! — вовлекая в недостойную, низкую игру. Ну хоть бы этот болван приписал ей не сына, а племянника или какого-нибудь воспитанника-недоумка из числа глухих и немых страдальцев на этой земле! Она рассказывала бы о таком Реджинальду, она нашла бы средство обратить выдумки Гастона в правду для Реджинальда.

Мужчины верят в правду, только когда она соответствует их собственному идеалу; тем хуже, если она создана потом, по следам события. Они заботятся главным образом даже не о самой правде, а о правдоподобном подтверждении иллюзии или лжи. Но Нелли, весьма ловко управлявшаяся с живыми людьми, теряла всю свою уверенность перед людьми воображаемыми. Превратиться в молодую мать для Гастона, в юную девственницу для Реджинальда не составляло ровно никакого труда, ни физически, ни морально. Но этот несуществующий сын внушал ей стыд, внушал ей робость. Воображение и будущее плохо уживаются с ложью. Нелли великолепно ориентировалась в лабиринте своей повседневной болтовни, своих обычных измышлений. Но она не могла лгать себе в другой, придуманной жизни. И не станет она помогать Гастону верить, что у нее есть сын. Будь что будет! Нужно лгать экспромтом, по вдохновению, пользуясь тем, что подвернулось под руку, иначе это сознательная, злостная ложь. А не внушить ли Гастону, что она курит опиум? Можно подстроить так, чтобы он встретил ее с каким-нибудь китайцем. Кажется, Элен знакома с атташе персидского посольства, а тот тесно дружит с секретарем посольства Японии. Что же касается пресловутого сына, называемого Реджинальдом, ему все равно не удастся лишить ее благопристойного будущего; она добьется своего любым способом, а он — он еще увидит, с кем имеет дело!