Жан Жироду - Лгунья

Но никакой Реджинальд не появлялся… Поздно. А что же делает тот, другой, затаившийся в гостиной?

Неужели и он открыл какой-нибудь кран… с водой? Или, может, газовый?

Но нет, Гастон открыл всего-навсего сборник стихов. У каждого свой кран… Нелли рывком прикрутила воду; так женщина, решившая больше не плакать, сердито вытирает глаза. Потом, передумав, чуть отвернула кран назад: несколько холодных капель, чтобы освежить горящие веки. Раз Гастон существует, а Реджинальд не существует, делать нечего, надо жить дальше!

В пять минут она избавилась от облика женщины Реджинальда — от простенькой шляпки, строгого костюма. Самое ослепительное платье, самые шикарные туфли, самые кричащие драгоценности — все пошло в ход. Нелли одевалась быстрыми, точными, злыми движениями звезды, опаздывающей на сцену к своему номеру. Волноваться незачем, успех ей обеспечен: ведь это номер с Гастоном.

И номер был исполнен — сначала «У Максима», где Нелли повстречала целую кучу приятелей Гастона. Она старательно ела все то, что не любила. Нужно ведь кормить это ненавистное тело. И она поглощала блюда, от которых до нынешнего дня брезгливо отказывалась, — улиток, телятину «Орлофф». Жаль, что не подали котлеты «Ресташефф», — она их терпеть не могла. Она болтала с соседями по столу, заговаривала с другими посетителями, знакомыми и незнакомыми. Гастон никак не мог уразуметь, с чего она так разошлась, откуда эта ненатуральная развязность. А Нелли очищалась от непорочности, обретенной рядом с Реджинальдом, от склонности к уединению и простоте, от чистых, не сальных слов. Гастон даже не подозревал — как, впрочем, и сама Нелли, — что она сейчас мстит Реджинальду. Ее гнев, обращенный на Гастона, в действительности был негодованием против Реджинальда. Почему он так упорно не показывается, почему не обнаруживает своего существования? Ох, как хочется пойти да вытащить его из тихого почтенного дома, оторвать от трудов праведных, излечить от этой причудливой смеси наивной мечтательности и дьявольской прозорливости, от всего, чем Нелли так и не сумела завладеть целиком. Она кричала на весь ресторан, она швырялась тарелками, наградила кого-то оплеухой; подобные бесчинства вызвали бы из небытия любого другого. Измени она Гастону с любым другим, этот другой давно бы уж сидел здесь, рядом.

А Реджинальда рядом не было. Ни в ресторане, ни на Монмартре. Ни во «Флоренции». И когда Нелли, все еще не остыв от возбуждения, уселась в такси, рядом с ней оказался один только Гастон, и болван-грум, чуть не защемивший ей палец дверцей, оказался совсем не Реджинальдом, и шофер в широченном пальто, с каменным лицом, упорно смотревший вперед, — думаете, это был Реджинальд? — как бы не так, его звали вовсе Натаном, судя по целлулоидной табличке на ветровом стекле, вернее, Робером Натаном, и когда они прибыли на улицу Нелли, вы, небось, думаете, что этот самый Робер Натан вышел из машины, открыл перед нею дверцу и тут же обернулся Реджинальдом? Конечно, для глупых женщин, для нечистых женщин, для разных молоденьких идиоток субъекты по имени Дюран, Пьедево или Ратисбон тотчас превратились бы в мужчин по имени Гамлет, по имени Керубино, по имени Реджинальд. Но этот истукан даже не шелохнулся.

— Эй, Реджинальд, давай, пошевеливайся, выходи живее, где ты прячешься, Реджинальд? — голосила Нелли, выбираясь из такси.

Гастон шикнул на нее. Впрочем, Натан и не подумал вмешаться, он как сидел за рулем, так и не вышел. Если это и был Реджинальд, то Реджинальд-трус, напрочь забывший о жалости.

Потом пришлось отыскивать дверь, которая почему-то открылась сама, без посторонней помощи. Но никакой сказочный великан по имени Реджинальд не преградил им вход. К счастью, Гастон, выпивший не меньше Нелли, как и полагается путнику, вернувшемуся из оазиса, теперь утратил выражение восторженной доброты, которое до ресторана придавало ему столь прискорбное сходство с другим — любимым и желанным. И это очень упростило ситуацию. Если могли существовать двое разных мужчин, значит, могло быть и две разных Нелли… Итак, пришлось отпереть дверь в квартиру, где ее не ждал никакой взрослый мужчина и даже никакой мальчик по имени Реджинальд. Хотя Нелли удовольствовалась бы и ребенком, лишь бы его звали Реджинальдом. Она взяла бы его на руки, уложила в кроватку. В свою, естественно. И он лежал бы там, в самой середине широченной постели, — совсем маленький, но занявший все-все места. А Нелли даже не стала бы раздеваться, так и просидела бы всю ночь возле него. Но нет, кровать стояла пустая, а постель была заботливо разобрана. Какой болван расстелил эту постель, приготовил ее ко сну? Разумеется, Гастон тут же в нее улегся. А Нелли опять попыталась уклониться.