Оноре Бальзак - Депутат от Арси

Всякий, кто знает Францию или Шампань, — что вовсе не одно и то же, — или, вернее, всякий, кто знает захолустные городки, может догадаться, что у г-жи Марион в этот вечер собралась масса народу. Успех сына Жиге рассматривался как решительная победа над графом де Гондревилем, и независимость Арси в проведении выборов казалась теперь прочно и навсегда обеспеченной. Известие о кончине бедного Шарля Келлера было воспринято как перст божий и заставило притихнуть всех конкурентов. Антонен Гулар, Фредерик Маре, Оливье Вине, г-н Мартене — словом, все представители власти, посещавшие до сих пор этот салон, который, казалось, никак нельзя было заподозрить в несогласии с правительством, избранным волею народа в июле 1830 года, пришли, как всегда, но снедаемые страстным любопытством, — им не терпелось посмотреть, как отнесется ко всему этому семейство Бовизажей.

В гостиной, где все было приведено в порядок, не наблюдалось ни малейших следов того собрания, которое, казалось, решило судьбу молодого Симона. В восемь часов на четырех ломберных столах — за каждым партия по четыре игрока — уже шла игра. В маленькой гостиной и в столовой было полным-полно народу. Никогда еще, если не считать бальных вечеров или каких-нибудь торжественных празднеств, г-же Марион не приходилось видеть в дверях своей гостиной такой огромной толпы, которая, вытягиваясь, подобно хвосту кометы, медленно вливалась в столовую.

— Смотрите, вот заря успеха, — сказал Оливье, показывая ей на это пышное зрелище, столь отрадное для хозяйки дома, которая любит устраивать приемы.

— Кто знает, Симон может далеко пойти... — отвечала г-жа Марион. — Мы живем в такое время, когда люди настойчивые и осмотрительные могут добиться всего...

Эти слова предназначались не столько для Вине, сколько для г-жи Бовизаж, которая как раз в эту минуту появилась с дочкой и подошла поздравить свою приятельницу.

Чтобы уклониться от всяких окольных выспрашиваний и не слышать никаких замечаний, сделанных в сторону, мать Сесили направилась к ломберному столу и села играть в вист с твердым намерением выиграть сто фишек. Сто фишек — это пятьдесят су! Когда кому-нибудь из игроков случится проиграть такую сумму, в Арси об этом идут разговоры целых два дня.

Сесиль принялась оживленно болтать с мадемуазель Молло, одной из своих близких подруг, к которой она, казалось, воспылала необыкновенной нежностью. Мадемуазель Молло считалась самой красивой девушкой в Арси, так же как Сесиль считалась самой богатой наследницей.

Господин Молло, секретарь суда города Арси, жил на главной площади, и дом его был расположен примерно так же, как дом Бовизажей на площади дю-Пон. Г-жа Молло, имевшая обыкновение сидеть целыми днями у окна своей гостиной, в нижнем этаже, была подвержена в результате такого сидения острым приступам нестерпимого любопытства, которое со временем перешло у нее в хронический, неизлечимый недуг. Г-жа Молло предавалась подглядыванию с такой же страстью, с какой нервическая дама рассказывает из кокетства о своих воображаемых болезнях. Стоило только какому-нибудь крестьянину подъехать к площади по дороге, ведущей из Бриенна, как она, уже не отрываясь, следила за всеми его движениями, стараясь угадать, зачем это он приехал в Арси? И она не успокаивалась до тех пор, пока ей не удавалось разузнать про этого крестьянина все, что только можно было узнать. Жизнь ее проходила в том, что она разбирала по косточкам все, что бы ни случилось в Арси, каждое происшествие в каждом доме и каждого человека в отдельности. Эта высокая, сухопарая особа, дочь судьи из Труа, принесла в приданое г-ну Молло, бывшему в то время старшим клерком у Гревена, довольно солидное приданое, позволившее ему купить себе должность секретаря суда. Известно, что секретарь окружного суда приравнивается к судье, подобно тому как в королевском суде главный секретарь суда приравнивается к советнику. Своим положением г-н Молло был всецело обязан графу де Гондревилю, которому достаточно было замолвить словечко в министерстве юстиции, чтобы уладить дело старшего клерка Гревена. Все мечты семейства Молло, отца, матери и дочери, сходились на том, чтобы Эрнестина Молло, единственная дочка, вышла замуж за Антонена Гулара. А потому отказ, которым ответили Бовизажи на поползновение супрефекта, еще прочнее скрепил дружеские узы, связывающие семейство Молло с семьей Бовизажей.

— Посмотри, как ему не терпится! — сказала Эрнестина Сесили, показывая на Симона Жиге. — Ему хочется поболтать с нами, но всякий, кто ни приходит, считает своим долгом поздравить его и вступить с ним в разговор. По-моему, я уже раз пятьдесят слышу, как он отвечает: «Я полагаю, что пожелания моих сограждан обращены не столько ко мне, сколько к моему отцу, но во всяком случае вы можете быть уверены, — я буду отстаивать не только наши общие интересы, но и ваши собственные...» Смотри, я уже могу угадать эти слова по движению его губ, — и при этом он каждый раз смотрит на тебя взглядом мученика...