Оноре Бальзак - Депутат от Арси

Гревен в Арсийском округе оказался как нельзя более деятельным и ловким посредником, содействовавшим обогащению графа де Гондревиля. Поместье Гондревиль принадлежало Симезам, старинному аристократическому роду, из которого многие погибли на эшафоте, а оставшиеся в живых наследники — двое молодых людей — служили в армии Конде. Поместье было продано с торгов как национальное имущество и заботами Гревена было приобретено для Малена на имя г-на Мариона. Гревен скупил для своего друга лучшую часть церковных угодий, проданных Республикой в департаменте Об. Мален посылал Гревену необходимые суммы для всех этих сделок, не забывая при этом и своего поверенного. Во времена Директории, когда Мален играл видную роль в советах Республики, все эти покупки были уже переведены на его имя. Гревен стал нотариусом, а Мален — государственным советником. Затем Гревен сделался мэром Арси, а Мален — сенатором и графом де Гондревилем. Мален женился на дочери поставщика-миллионера, а Гревен — на единственной дочке г-на Варле, лучшего доктора в Арси. Граф де Гондревиль имеет триста тысяч франков годового дохода, у него особняк в Париже и роскошный замок де Гондревиль. Одну из своих дочерей он выдал замуж за видного парижского банкира из дома Келлеров, а другую — за маршала, герцога Карильяно.

У Гревена — пятнадцать тысяч годового дохода и дом, где он мирно доживает свои дни, экономя на всем и делая сбережения. Он управлял делами своего друга, и тот продал ему этот дом за шесть тысяч франков.

Графу де Гондревилю восемьдесят лет, а Гревену — семьдесят шесть. Пэр Франции прогуливается у себя в парке, а бывший нотариус — в садике, принадлежавшем отцу Малена. И тот и другой ходят в толстых суконных сюртуках и копят денежки. Никогда никакая тень не омрачала этой дружбы, которая длится вот уже шестьдесят лет. Нотариус всегда признавал превосходство члена Конвента, государственного советника, сенатора и пэра Франции. Однажды, после Июльской революции, Мален, будучи проездом в Арси, спросил Гревена: «Хочешь получить крест?» — «А на что он мне?» — отвечал Гревен. Ни один из них никогда не отступался от другого, они во всем советовались и всегда поверяли друг другу свои дела, — один безо всякой зависти, другой без малейшего высокомерия или каких-либо обидных претензий. Малену всегда приходилось самому заботиться о Гревене, ибо вся гордость Гревена заключалась в графе де Гондревиле. Гревен был столько же графом де Гондревилем, насколько им был сам граф де Гондревиль.

Но вскоре после Июльской революции Гревен почувствовал, что он стареет, ему стало не под силу управлять графскими делами, да и граф начал замечать, что на нем тоже сказываются годы и пережитые политические бури, и его потянуло к спокойной жизни — и вот оба старика, по-прежнему уверенные друг в друге, но уже не столь нуждавшиеся один в другом, почти что перестали встречаться. Приезжая к себе в поместье или возвращаясь в Париж, граф по пути заглядывал к Гревену, а тот во время пребывания графа в Гондревиле навешал его раза два. Дети их никогда не встречались друг с другом. Ни г-жа Келлер, ни герцогиня Карильяно не имели никаких отношений с мадемуазель Гревен ни до, ни после ее брака с чулочником Бовизажем. Это пренебрежение, нечаянное или намеренное, очень удивляло Северину.

Гревен, будучи во времена Империи мэром Арси, старался услужить всем, и за те годы, что он пребывал на этом посту, ему удалось уладить и предотвратить множество всяких недоразумений. Его прямота, добродушие, честность завоевали ему уважение и любовь всей округи; к тому же всякий почитал в нем человека, пользовавшегося милостью, доверием и поддержкой графа де Гондревиля. Тем не менее, после того как его деятельность как нотариуса и всякое связанное с ней участие в общественных и в частных делах прекратились, жители Арси за какие-нибудь восемь лет совершенно забыли старика, и все только ждали, что не сегодня-завтра услышат о его смерти. Гревен, следуя примеру своего друга Малена, отошел от жизни, ибо жизнь его стала похожа на растительное существование. Он нигде не показывался, копался у себя в садике, подстригал деревья, следил, как принимаются овощи, как наливаются почки, и по-стариковски примеривался понемножку к состоянию трупа. Жизнь этого старца, перевалившего за семьдесят лет, отличалась строгой размеренностью. Подобно своему другу, полковнику Жиге, Гревен вставал на рассвете, укладывался спать в девятом часу и во всем проявлял умеренность и воздержанность скупца. Вина он пил очень мало, но вино это было отменного качества. Он не употреблял ни кофе, ни ликеров; единственное физическое усилие, которое он позволял себе, была работа по уходу за садом. Одевался он всегда одинаково в любую погоду: смазанные оливковым маслом сапоги на толстой подошве, грубые крестьянские чулки, серые суконные брюки на пряжке без подтяжек, синий жилет из тонкого сукна с костяными пуговицами и серый сюртук из той же материи, что и брюки. На голове он всегда носил круглый маленький картуз из норки и не снимал его даже дома. Летом картуз заменялся бархатной черной ермолкой, а вместо толстого суконного сюртука надевался тонкий, шерстяной, светло-серого цвета. Росту Гревен был пять футов четыре дюйма и отличался дородностью здорового, крепкого старика; это делало его походку несколько грузной, а у него и без того была привычка ходить медленно, присущая всем людям, которые ведут сидячий образ жизни.