Оноре Бальзак: Деловой человек

(Все это было произнесено тем простодушным тоном, от которого у добродетельных буржуа делаются колики.)

— Вы ошибаетесь, граф, — ответил Серизе, мало-помалу приосаниваясь. — Мы все получим сполна, и притом таким способом, который может вас раздосадовать. Ведь я пришел к вам по-дружески, как и подобает людям благовоспитанным...

— А! Вы так полагаете?.. — отозвался Максим, которого взбесило последнее притязание Серизе.

В этой наглости заключался почти что талейрановский ум, если вы как следует уловили разницу двух одеяний и двух характеров. Максим нахмурил брови и в упор посмотрел на Серизе, который не только выдержал этот поток холодного бешенства, но даже ответил на него той ледяной злобой, что излучается из пристально устремленных на вас глаз кошки.

— Прекрасно, сударь! Извольте выйти вон...

— Прекрасно. Прощайте, граф. Не пройдет и полугода, как мы будем квиты.

— Если вам удастся обокрасть меня на сумму этих векселей, которые я признаю вполне законными, я вам буду весьма признателен, сударь, — ответил Максим, — вы меня научите кое-каким новым предосторожностям... Ваш покорный слуга...

— А я — ваш, граф, — ответил Серизе.

Все было четко, исполнено силы и предусмотрительности и с одной и с другой стороны. Два тигра, присматривающиеся друг к другу, прежде чем вступить в борьбу из-за лежащей между ними добычи, не проявили бы больше ловкости и хитрости, чем два этих человека, оба одинаково бесчестные, один — вызывающе элегантный, другой — покрытый броней из грязи.

— На кого вы ставите? — спросил Дерош, взглянув на своих слушателей, никак не ожидавших, что этот рассказ так сильно их заинтересует.

— Вот так история! — сказала Малага. — Прошу вас, дорогой мой, продолжайте; меня прямо за сердце хватает!

— Между двумя такими матерыми волками не должно произойти ничего заурядного, — заметил ла Пальферин.

— Эх! Куда ни шло! Ставлю счет моего столяра, который не дает мне покоя, что это ничтожество, эта жаба утопила Максима! — воскликнула Малага.

— А я держу за Максима, — заявил Кардо, — его врасплох не застанешь.

Дерош помолчал и, опрокинув стаканчик, который поднесла ему лоретка, продолжал:

— Кабинет для чтения мадемуазель Шокарделлы находился на улице Кокнар, в двух шагах от улицы Пигаль, где жил Максим. Названная мадемуазель Шокарделла занимала маленькую квартирку, выходившую окнами в сад и отделенную от читальни большой темной комнатой, где находились книги. Распоряжалась в кабинете для чтения тетка Антонии...

— У нее уже завелась тетка? — вскричала Малага. — Черт побери! Максим все делал с умом!

— Увы! То была настоящая тетка, — сказал Дерош. — И звали ее... постойте!..

— Ида Бонами, — подсказал Бисиу.

— Итак, Антония, освобожденная этой теткой от множества забот, вставала поздно, ложилась поздно и появлялась за своей конторкой только между двумя и четырьмя часами дня, — продолжал Дерош. — Ее присутствия оказалось достаточно, чтобы с первых же дней привлечь посетителей в салон для чтения; приплелись проживавшие поблизости старички, и между ними бывший каретник, по имени Круазо. Увидав в окошко это чудо женской красоты, бывший каретник повадился ежедневно ходить в салон читать газеты; примеру его последовал и отставной начальник таможен, по имени Денизар, награжденный крестом, в котором Круазо вздумал заподозрить соперника и которому он впоследствии говаривал: «Сударь, вы мне немало причинили докуки!» Словечко это должно пролить для вас некоторый свет на данное лицо. Господин Круазо принадлежал к тому разряду старичков, которых, со времен Анри Монье [4] Анри Монье (1805—1877) — французский карикатурист, писатель и актер, автор «Мемуаров Жозефа Прюдома». Жозеф Прюдом стал воплощением тупого, самодовольного буржуа периода Июльской монархии. , следовало бы называть «старичками в духе Кокреля» — так хорошо Монье сумел в образе своего Кокреля из «Нечаянного семейства» передать этот тоненький голосок, сладенькие ужимочки, жиденькую косичку, маленькие живые глазки, семенящую походочку, умильный наклон головы и сухонькую речь. Сей Круазо, жеманно протягивая Антонии свои два су, говорил: «Пожалуйста, прекрасная барышня». Госпожа Ида Бонами, тетушка мадемуазель Шокарделлы, скоро разузнала через кухарку, что бывший каретник, редкостный скряга, считался в своем околотке (он жил на улице Бюффо) обладателем капитала в сорок тысяч франков ренты. Через неделю после водворения прекрасной обладательницы романов он разрешился таким каламбуром: «Вы меня ссужаете книжками, а я вас ссужу деньжишками...» Несколько дней спустя он с понимающим видом сказал: «Я знаю, что вы заняты, но мой час придет: я вдовец».