Уильям Теккерей - Базар житейской суеты. Часть 4

Еще минута, и пароходъ былъ почти у пристани. Мать и сынъ побѣжали встрѣтить пассажировъ, причемъ ноги мистриссъ Эмми дрожали и подкашивались. Ей бы хотѣлось опять стать на колѣни между небомъ и землею, и произнести свою торжественную молитву. Чувства благодарности переполнили всю ея душу.

Вслѣдствіе дурной погоды на пристани вовсе не было постороннихъ зрителей, и только одинъ коммиссіонеръ таможни встрѣтилъ пассажировъ. Шалунъ Джорджъ также убѣжалъ, и когда джентльменъ въ старой шинели на красной подкладкѣ выступилъ на берегь, никто не былъ свидѣтелемъ сцены, которая тутъ произошла. Мнѣ, впрочемъ, извѣстна эта сцена:

Маленькая леди въ промокшей бѣлой шляпкѣ выбѣжала навстрѣчу джентльмену, съ жаромъ поцаловала его руку, и въ одно мгновеніе исчезла подъ складками его стараго плаща. Джентльменъ, думать надобно, крѣпко прижалъ ее къ своему сердцу, и держалъ въ своихъ объятіяхъ такимъ-образомъ, чтобы она не могла упасть на землю. Какія слова вырывались изъ ея устъ, доложить не могу. Я разслышалъ только:

— Прости… виновата… Вилльямъ… милый, милый… поцалуй… еще, еще.

Однимъ словомъ сцена подъ шинелью, какъ видите, вышла очень нелѣпая. Вынырнувъ, наконецъ, изъ-подъ этого убѣжища, мистриссъ Эмми крѣпко ухватилась за руку милаго друга, и смотрѣла ему прямо въ лицо, исполненное вмѣстѣ грусти, сожалѣнія и нѣжной любви. Амелія поняла этотъ упрекъ, и опустила свою головку.

— Да, ужь пора было вамъ прислать за мною, сказалъ Доббинъ.

— Ты не уѣдешь отъ меня, Вилльямъ?

— Никогда! отвѣчалъ онъ, и еще разъ прижалъ ее къ своему сердцу.

При выходѣ изъ таможни встрѣтилъ ихъ опять маленькій Джорджъ съ телескопомъ у своего глаза, и съ громкимъ смѣхомъ. Онъ принялся прыгать око. ло влюбленной четы, и затѣмъ повелъ ихъ домой, отпуская дорогой замысловатыя шуточки на ихъ счетъ, Джозъ еще не просыпался, Бекки не показывалась, хотя уже нѣсколько минутъ пристально наблюдала изъ окна. Джорджинька побѣжалъ хлопотать насчетъ завтрака. Эмми оставила въ корридорѣ свою шаль и шляпку, и подошла къ Вилльяму растегнуть воротникъ его шинели, а намъ остается только посмотрѣть… какъ Джорджинька готовитъ завтракъ для полковника…

Утихло волненіе житейскаго моря, и корабль введенъ наконецъ въ гавань. Доббинъ получилъ вожделѣнный призъ, за которымъ гонялся всю свою жизнь. Птичка поймана, ея крылья подрѣзаны — и вотъ она воркуетъ, склонивъ головку на плечо искуснаго ловца. Этого только и хотѣлось мистеру Вилльяму, этого искалъ онъ и объ этамъ тосковалъ каждый день и каждый часъ, впродолженіе восьмнадцати лѣтъ. Вотъ онъ, наконецъ, вотъ счастливый предѣлъ завѣтнаго стремленія — и вотъ вамъ послѣдняя страница восьмой и послѣдней части Базара Житейской Суеты. Прощай, полковникъ! Благослови тебя Богъ, честный Вилльямъ! Прощай и ты, Амелія, навсегда, прощай! Цвѣти и зеленѣй, нѣжный плющъ, вокругъ крѣпкаго, стараго дуба, который защититъ тебя отъ всякихъ бурь и непогодъ!

Соединивъ такимъ-образомъ счастливую чету, Ребекка никогда однакожь не показывалась на глаза полковника Доббина и его жены. Она, какъ мы знаемъ, терпѣть не могла сантиментальныхъ сценъ, и, быть-можетъ, ее тревожило немножко угрызеніе совѣсти въ отношеніи къ добренькой подругѣ, которая была ея первою благодѣтельницею въ жизни. Она отправилась въ Брюгге по «своимъ собственнымъ дѣламъ». Мастеръ Джорджъ и его дядя одни только присутствовали при совершеніи бракосочетанія. Когда новобрачные, вмѣстѣ съ Джорджинькой, отправились на родину, мистриссъ Бекки воротилась опять (на нѣсколько дней только) въ Остенде, чтобы доставить утѣшеніе одинокому холостяку, Джозефу Седли. Континентальная жизнь ему понравилась, и онъ не изъявилъ желанія жить подъ одной кровлей съ сестрой и ея мужемъ. Джой остался за границей.

Эмми была очень рада, и внутренно благодарила судьбу, что письмо ея къ полковнику отослано было прежде, чѣмъ она узнала о существованіи роковой записки Джорджа.

— Я зналъ это давнымъ-давно, сказалъ Вилльямъ своей супругѣ,— все я зналъ, но посуди сама, могъ ли я употребить такое оружіе противъ памяти бѣднаго моего друга? Вотъ почему я особенно страдалъ, когда ты…

— Ахъ, сдѣлай милость, другъ мой, никогда не говори мнѣ объ этомъ несчастномъ днѣ! вскричала мистриссъ Доббинъ такимъ плачевнымъ и жалкимъ голосомъ, что хитрый Вилльямъ тотчасъ же свелъ рѣчь на Глорвину и старуху Пегги Одаудъ. Онъ бесѣдовалъ съ этими дамами въ ту пору, когда пришло къ нему Амеліино письмо.