Оноре Бальзак: Супружеское согласие

— Успокойтесь, его здесь нет.

Так дошли они до обширной картинной галереи, расположенной в одном из крыльев особняка; здесь взгляды радовал великолепно сервированный стол, накрытый на триста персон и уставленный холодными закусками. Ужин должен был скоро начаться, и Марсиаль увлек графиню в овальный будуар, выходивший окнами в сад; здесь редкостные цветы и деревца образовали благоухающий зеленый уголок, завешанный блестящими голубыми драпировками. Тут шум бала замирал. Войдя сюда, графиня вздрогнула и решительно отказалась было следовать за молодым человеком, но, взглянув в зеркало, она, по-видимому, заметила, что они не одни, ибо спокойно направилась к оттоманке и села.

— Как здесь хорошо! — сказала она, любуясь стенами, обитыми небесно-голубым штофом, расшитым бисером.

— Здесь все дышит любовью и негой, — взволнованно сказал Марсиаль.

Под покровом таинственного полумрака он взглянул на графиню и уловил на ее слегка возбужденном лице выражение смятения, стыдливости, томления, и это привело его в восторг. Молодая женщина улыбнулась; эта улыбка, казалось, решила исход борьбы чувств, которая происходила в ее душе; обворожительным жестом она взяла левую руку своего поклонника и сняла с его пальца кольцо, привлекавшее ее взоры.

— Какой дивный бриллиант! — воскликнула она с простодушием юной девушки, не умеющей скрыть своего восторга.

Марсиаль, потрясенный невольным, но опьяняющим прикосновением графини, бросил на нее взгляд, сверкавший, как бриллиант.

— Носите его, — сказал он, — в память об этом божественном мгновении и в знак любви...

Она так восторженно посмотрела на него, что он, не договорив, приник к ее руке.

— Вы мне его дарите? — удивленно спросила она.

— Я хотел бы подарить вам весь мир.

— Вы не шутите? — переспросила она, глубоко взволнованная одержанной победой.

— А вы принимаете в дар только мой бриллиант?

— Вы никогда не потребуете его у меня обратно? — спросила она.

— Никогда!

Она надела кольцо. Марсиаль, в предвкушении близкого счастья, хотел обнять графиню за талию, но она сразу встала и произнесла строго и спокойно:

— Сударь, я принимаю от вас этот бриллиант без колебаний, потому что он принадлежит мне.

Марсиаль был ошеломлен.

— Господин де Суланж недавно взял это кольцо с моего туалетного столика. Он сказал, что потерял его.

— Вы заблуждаетесь, сударыня, — ответил Марсиаль оскорбленным тоном, — я получил его от госпожи де Водремон.

— Совершенно верно, — ответила она, улыбнувшись, — мой муж позаимствовал у меня это кольцо и подарил его ей, а она подарила его вам; мое кольцо совершило кругосветное путешествие, вот и все. Может быть, оно расскажет мне о том, чего я не знаю, и научит искусству оставаться всегда желанной. Сударь, если бы кольцо мне не принадлежало, то, поверьте, я не решилась бы заплатить за него такой дорогой ценой; ведь говорят, будто вблизи вас каждой молодой женщине грозит гибель. Посмотрите, — добавила она, нажимая пружинку, скрытую бриллиантом, — тут до сих пор еще хранится локон господина де Суланжа.

Графиня ушла из будуара так стремительно, что было бы бесполезно следовать за ней; кроме того, смущенный Марсиаль потерял охоту продолжать это любовное приключение. Смех г-жи де Суланж словно подхватило эхо — и молодой фат вдруг заметил между двух кустов г-жу де Водремон и Монкорне, смеявшихся над ним от всей души.

— Не нужен ли тебе мой конь, чтобы настичь добычу? — спросил полковник.

Барон так кротко сносил шутки, которыми его засыпали г-жа де Водремон и Монкорне, что они обещали ему хранить молчание об этом вечере, принесшем другу Марсиаля взамен боевого коня молодую, богатую и красивую женщину.

По дороге домой, от Шоссе д'Антен до Сен-Жерменского предместья, графиня де Суланж испытывала сильнейшее душевное волнение. Прежде чем покинуть особняк Гондревиля, она быстро обошла все гостиные и не встретила ни мужа, ни тетки, — они уехали без нее. Тогда щемящие предчувствия вкрались в ее простодушное сердце. Безмолвная свидетельница страданий, жестоко терзавших ее мужа с того дня, как г-жа де Водремон поработила его, она все надеялась, что он скоро раскается и вернется к ней. Она с глубоким отвращением согласилась на заговор, устроенный ее теткой, г-жой де Лансак, и теперь испугалась, что сделала ошибку. Этот вечер омрачил ее невинную душу. Ее потрясло страдальческое и мрачное выражение лица графа де Суланжа, но еще сильнее ее потрясла красота соперницы, а при виде испорченности светских нравов сердце ее сжалось. Проезжая через Королевский мост, она выбросила оскверненный локон, хранившийся под бриллиантом и полученный ею когда-то как залог чистой любви. Она плакала, вспоминая терзания, на которые так долго была обречена, и содрогалась, думая о том, что долг каждой женщины, желающей жить в добром супружеском согласии, обязывает ее безропотно скрывать глубоко в сердце переживаемые ею муки. «А как же поступают женщины, которые не любят? — думала она. — В чем же источник их снисходительности? Не могу поверить, что, как утверждает тетушка, оставаться преданными помогает им только разум».