Андрей Седых - Только о людях

В пустынном холле госпиталя, за столиком, у которого принимали посетителей и давали справки, сидела сестра в белом халате и в белой, накрахмаленной косынке. Услышав имя миссис Кингс она немного смутилась и спросила, кто он, — родственник, или друг семьи?

— Друг семьи, как-то неопределенно ответил Володя. Я хочу знать, как чувствует себя миссис Кингс и когда ее можно видеть?

— Я сейчас справлюсь у доктора, ответила сестра, еще раз бегло взглянув на посетителя и, бесшумно ступая по мраморному, натертому до блеска полу, вышла из холла.

Она долго не возвращалась. Володя вдруг поймал себя на том, что он волнуется и сердится: какая плохая организация, нельзя получить сразу справку о состоянии больной!… Что, собственно, с ней случилось? Кажется, она говорила, что была серьезно больна после развода. Или это было раньше, еще до замужества? И он старался припомнить, когда это было, и на что именно она тогда жаловалась, но в это время сестра вошла в холл, и за ней, тяжело ступая, шел пожилой человек, вероятно врач, тоже в белом халате, с очень утомленным лицом. Он остановился в двух шагах, посмотрел на Володю поверх очков, протянул руку и сказал, что его зовут Джон Брайэн, он доктор, и он оперировал вместе с двумя другими врачами прошлой ночью миссис Кингс. Володя пожал его руку и тоже назвал себя, — нужно было продолжать лгать даже здесь, — князь Сергей Чачнадзе.

— Вы — друг миссис Кингс? осторожно спросил доктор Брайэн.

— Да, мы друзья.

И вдруг, сам не зная почему, но очень просто и естественно, Володя сказал:

— Собственно, даже больше. Я — жених миссис Кингс.

Доктор Браэйн совсем смутился, помолчал секунду и медленно заговорил:

— Видите ли, операция, сама по себе, хотя и была срочной, так как мы опасались перитонита, опасности для жизни не представляла… К несчастью, у миссис Кингс еще с детства была болезнь сердца в довольно тяжелой форме. Разве она вам об этом не говорила?

— Да, кажется, что-то говорила, каким то тупым и чужим голосом ответил Володя.

— И во время операции сердце не выдержало.

— Сердце не выдержало? всё еще не понимая повторил Володя. То есть как же это?

Доктор Брайэн взял его под руку, подвел к дивану и, тяжело опустившись на кожаное сиденье, заставил Володю сесть рядом с собой. Потом он закурил и предложил Володе папиросу. После долгого молчания доктор сказал:

— Ваша невеста умерла во время операции… И мы были бессильны ей помочь.

Позже Володя никак не мог вспомнить сколько времени он провел на кожаном диванчике в холле американского госпиталя. Врач что-то объяснял ему, но что именно — Володя не мог сообразить. На прощанье, когда Володя уже направлялся к выходу, доктор его догнал, взял розы, которые Володя всё еще держал в руке и сказал, что он понесет их в комнату миссис Кингс, — если князь Чачнадзе против этого не возражает?

Он не возражал и вышел на улицу.

Недели три спустя князь Сергей Чачнадзе получил по почте заказное письмо, — толстый продолговатый конверт из американского консульства в Париже. Сергей Чачнадзе перечел письмо несколько раз, прежде чем понял, о чем идет речь и вспомнил случайный вечер в ресторане и знакомство с американкой, имя которой он тогда же забыл.

Консул сообщал, что скончавшаяся недавно в Париже во время хирургической операции миссис Мэрион Кингс оставила всё свое состояние князю Сергею Чачнадзе «в знак своей глубокой любви к нему и дружбы». Завещание было составлено миссис Кингс за несколько часов до операции.

Свидетельствуя свое почтение князю Сергею Чачнадзе, консул просил его заехать в удобный день для выполнения необходимых формальностей по введению в права наследства.

Петька был уже старый. Когда взрослые, не умеющие разговаривать с детьми, слащаво сюсюкая спрашивали: «Петинька, а сколько тебе лет?», он солидно надувал щеки и деловито отвечал:

— Пять лет. Давным давно было.

Пять лет ему исполнилось всего месяц назад, но Петька был убежден, что оставшиеся до дня рождения одиннадцать месяцев пройдут незаметно. Не успеешь оглянуться, — стукнет шесть. Возраст нешуточный. И, поэтому, Петька старался держать себя солидно: палец сосал только в крайних случаях, в минуты душевного одиночества, главным образом перед сном, на малышей смотрел со снисходительным презрением, избегая с ними компрометирующего контакта, и уже серьезно начинал задумываться над своим будущим: он колебался между профессией пожарного и бейсболиста.