Оноре Бальзак - Модеста Миньон

«Я задушу его собственными руками, — подумал он, еле сдерживая порыв необузданной ярости. — Ну, а потом? — спросил он самого себя. — Что, если моя дочь умрет от горя?»

Он машинально взглянул в окно «Королевской гостиницы», вновь опустился на диван и замер в неподвижности. Усталость, вызванная шестью поездками в Индию, заботы, связанные с торговыми делами, борьба с опасностями, страдания — все это посеребрило волосы Шарля Миньона. Его красивое суровое лицо с правильными чертами, загоревшее под солнцем Малайи, Китая и Малой Азии, приобрело внушительное выражение, а горе в ту минуту придавало ему даже величие.

«И Монжено еще пишет мне, чтобы я отнесся с доверием к молодому человеку, который придет говорить со мной о моей дочери...»

Один из лакеев, выбранных графом де Лабасти из числа подчиненных, служивших ему в течение последних четырех лет, доложил о приходе Эрнеста де Лабриера.

— Вы пришли, сударь, от имени моего друга Монжено? — спросил г-н Миньон.

— Да, — ответил Эрнест, робко всматриваясь в лицо полковника, мрачное, как лицо Отелло. — Меня зовут Эрнест де Лабриер, я состою в дальнем родстве с семьей последнего премьер-министра и был его личным секретарем, пока он находился у власти. После падения министерства его превосходительство устроил меня в счетную палату, где я занимаю должность докладчика первого ранга и могу стать со временем советником...

— Какое отношение все это может иметь к мадемуазель де Лабасти? — спросил Шарль Миньон.

— Сударь, я люблю ее и имею величайшее счастье быть любимым ею. Выслушайте меня, сударь, — продолжал Эрнест в ответ на гневный жест раздраженного отца, — я должен вам сделать признание самое странное и вместе с тем самое постыдное для честного человека. Но худшее наказание моего поступка, быть может и естественного, не в том, что я должен рассказать вам о нем. Я еще сильнее боюсь вашей дочери, чем вас...

Эрнест рассказал с простодушием и благородством, свойственным искренности, о прологе к этой маленькой домашней драме, не умолчав ни о двадцати с лишним письмах Модесты, которые он захватил с собой, ни о недавнем свидании с Каналисом. Когда отец закончил чтение этих писем, несчастный влюбленный, бледный и жалкий, задрожал под сверкающим взглядом провансальца.

— Сударь, — сказал Шарль, — во всем этом кроется одна ошибка, но она имеет существеннейшее значение. У моей дочери нет шести миллионов, у нее самое большее двести тысяч приданого и весьма сомнительные надежды на будущее.

Эрнест вскочил и, бросившись к Шарлю Миньону, обнял его.

— Ах, сударь, — воскликнул он, — вы сняли с моей души огромную тяжесть! В таком случае, быть может, ничто не воспрепятствует моему счастью!.. У меня есть покровители, я буду начальником отдела. Если за мадемуазель Модестой окажется всего десять тысяч франков, если даже мне придется только расписаться в получении приданого, — все равно она будет моей женой; мое заветное желание сделать ее такой же счастливой, как была счастлива в браке с вами ее мать, быть для вас настоящим сыном — я, сударь, потерял своего отца...

Шарль Миньон отступил на три шага, остановил на Лабриере взгляд, пронизавший молодого человека, словно удар кинжала, и не произнес ни слова, ибо прочел на просиявшем лице Эрнеста, в его восторженных глазах глубочайшую искренность.

— Неужели судьбе наконец надоело преследовать меня, — пробормотал он, — и я найду в этом юноше не зятя, а само совершенство.

И он стал взволнованно ходить по комнате.

— Вы обязаны, сударь, — проговорил наконец Шарль Миньон, — беспрекословно подчиниться приговору, за которым пришли ко мне, в противном случае вы просто разыгрываете комедию.

— Я, сударь...

— Выслушайте меня, — сказал отец Модесты и поглядел на Лабриера таким взглядом, что юноша застыл на месте. — Я не буду ни строг, ни жесток, ни несправедлив. Вам придется испытать все неудобства и преимущества того ложного положения, в которое вы сами себя поставили. Моя дочь думает, что полюбила одного из крупнейших поэтов нашего времени, слава которого прельстила ее. Так вот, разве не обязан я, ее отец, дать ей возможность выбрать между знаменитым поэтом, казавшимся ей светочем, и посредственностью, посланной ей случаем, этим величайшим шутником. Не должна ли она сама высказаться за Каналиса или за вас? Я полагаюсь на вашу честь: храните молчание относительно того, что я вам сказал о положении моих дел. Вы приедете со своим другом, бароном де Каналисом, в Гавр и проведете там вторую половину октября. Мой дом будет открыт для вас обоих, и у моей дочери окажется достаточно времени, чтобы как следует познакомиться с вами. Помните, вам придется лично привезти к нам своего соперника и предоставить ему верить во все сказки, которые он услышит о миллионах графа де Лабасти. Я буду завтра в Гавре. Жду вас через три дня после своего приезда. Прощайте, сударь.