Оноре Бальзак: Мачеха

Генерал. Она достаточно богата, чтобы исполнять свои прихоти.

Гертруда. И к тому же совершеннолетняя! (В сторону.) Наряды — это дым! Неужели есть и огонь? (Уходит.)

Генерал один.

Генерал. Что за сокровище! Я участвовал в двадцати шести кампаниях, получил одиннадцать ран, похоронил ангела-жену, но Гертруда заменила ее в моем сердце. Нет, право же, сам бог послал мне мою Гертруду, чтобы хоть немного утешить меня после свержения императора, после его кончины.

Годар и генерал.

Годар(входит) . Генерал...

Генерал. А, здравствуйте, Годар. Вы, разумеется, к нам на весь день?

Годар. Может быть, даже и на целую неделю, генерал, если только вы отнесетесь благосклонно к просьбе, которую я едва осмеливаюсь высказать.

Генерал. Не смущайтесь! Мне известна ваша просьба. Жена моя за вас. А вы настоящий нормандец! Штурмуете крепость с самой слабой стороны!

Годар. Ваше превосходительство, вы — старый солдат, вы не любите лишних слов и ко всякому делу приступаете так, как прежде шли в атаку...

Генерал. Напрямик и во весь опор.

Годар. Это мне на руку. Ведь я такой застенчивый.

Генерал. Застенчивый? Значит, я перед вами виноват: а я-то считал, что вы отлично знаете себе цену.

Годар. Неужели считали? Так знайте же, генерал, что я женюсь оттого, что не умею ухаживать за женщинами.

Генерал(в сторону) . Штафирка! (Вслух.) Как! Вы уже давно не младенец, и вдруг... Нет, господин Годар, не видать вам моей дочери.

Годар. О, не беспокойтесь! Вы не так меня поняли. Я мужчина храбрый, даже очень храбрый, но я хочу быть уверен, что не получу отказа.

Генерал. То есть вы храбры, когда неприятель сдается без боя?

Годар. Да нет же, генерал. Вот вы шутите, а я уже смущаюсь.

Генерал. Смелей! Смелей!

Годар. Я ничего не смыслю в женском притворстве. Я не понимаю, ни когда их «нет» означает «да», ни когда их «да» означает «нет», а уж раз я люблю, я хочу, чтобы и меня любили.

Генерал(в сторону) . Как же, будут тебя любить при таких-то качествах!

Годар. Многие мужчины, подобно мне, совершенно не выносят всех этих дамских военных хитростей, всяких ужимок и кривляний.

Генерал. Но ведь самое упоительное — это сопротивление. Тут по крайней мере изведаешь счастье победы.

Годар. Нет уж, благодарю покорно. Когда мне хочется есть, я с котлетой не кокетничаю! Я во всем люблю определенность, и хотя я и нормандец, а тонкости не по мне. Часто в свете видишь, как какой-нибудь молодец увивается вокруг дамы и твердит: «Ах, сударыня, какое на вас красивое платье! Ах, у вас бездна вкуса! Ах, только вы умеете так изящно одеваться!» И дальше — больше, лишь бы добиться своего. Удивительные люди, честное слово! Как это пустою болтовней чего-то добиваются — не понимаю. А я топчусь на месте целую вечность, прежде чем решусь признаться хорошенькой женщине в своих чувствах.

Генерал. Эх, не таковы были мужчины во времена Империи!

Годар. Вот оттого-то я и решил стать храбрым! Напустишь на себя храбрость, да еще знаешь, что у тебя в кармане сорок тысяч ренты, вот тебе повсюду успех и обеспечен, вот и действуешь смелее прочих. Поэтому-то вы и подумали, что я такой самонадеянный. Если владеешь хорошими незаложенными лугами в Ожской долине, если имеешь прелестный замок с полной обстановкой, жене моей, значит, остается только захватить с собою приданое, все же остальное — пожалуйста, к ее услугам, даже кашемировые шали и кружева моей покойной матушки... если обладаешь всем этим, генерал, то ты волен быть, кем хочешь. Вот почему я — господин де Римонвиль.

Генерал. Нет, вы — Годар.

Годар. Годар де Римонвиль

Генерал. Просто Годар.

Годар. Генерал, это всеми допускается.

Генерал. А я не допускаю, чтобы человек, пусть даже мой зять, отрекался от своего отца; ваш же отец — весьма, впрочем, почтенный человек — сам гонял гурты из Кана в Пуасси и по всей округе был известен как Годар, дядюшка Годар.

Годар. Батюшка был человек недюжинный.

Генерал. Да, в своем роде. Но я вас понимаю... Так как его скот наградил вас сорокатысячной рентой, вы рассчитываете теперь на других скотов, которые наградят вас фамилией де Римонвиль.