Оноре Бальзак - Мачеха

Вернон предлагает руку Гертруде.

Э, э, Вернон! Тебе бы пора знать, что никто не имеет на это права, кроме меня.

Вернон (в сторону) . Ей-богу, он неизлечим.

Наполеон. Фердинанд там, в главной аллее... я его видел.

Вернон. Дай же мне руку, тиран!

Наполеон. Держи, тиран. Вот я сейчас тебя потираню, и здорово... (Вертит Вернона.)

Фердинанд один. Осторожно выходит из комнаты Полины.

Фердинанд. Мальчишка меня спас, но как это его угораздило увидеть меня в аллее? Еще одна такая неосторожность — и мы погибли. Надо во что бы то ни стало выпутаться из этого положения. К Полине сватаются... Годару она отказала. Генерал, а особенно Гертруда постараются узнать причины отказа. Сейчас выйду на веранду и сделаю вид, будто я пришел по аллее, как сказал Леон. Лишь бы не заметили из столовой... (Наталкивается на Рамеля.) Эжен Рамель!

Фердинанд и Рамель, потом Феликс.

Рамель. Какими судьбами, Маркандаль...

Фердинанд. Тс!.. Никогда не произноси здесь этого имени. Если генерал узнает, что я — Маркандаль, что это моя фамилия, — он пристрелит меня, как бешеную собаку.

Рамель. Да почему же?

Фердинанд. Потому что я сын генерала Маркандаля.

Рамель. Которому Бурбоны отчасти обязаны тем, что им пришлось совершить вторичное путешествие [5] Вторичное путешествие Бурбонов — то есть вторичное их бегство во время «Ста дней» (1815). .

Фердинанд. В глазах генерала Граншана покинуть Наполеона и служить Бурбонам — значит изменить Франции. Увы, мой отец подтвердил, сколь правильно это мнение, ибо умер от горя. Итак, помни, меня здесь зовут Фердинанд Шарни, по фамилии моей матери.

Рамель. А что ты тут делаешь?

Фердинанд. Я на фабрике и директор и кассир; словом, как мэтр Жак [6] Мэтр Жак — действующее лицо комедии Мольера «Скупой». Жак является одновременно и поваром и кучером. , — на все руки мастак.

Рамель. Да что ты? Что же тебя заставило?..

Фердинанд. Многое. Отец все промотал, даже состояние моей бедной матери; она живет теперь на вдовью пенсию в Бретани.

Рамель. Как! Неужели твой отец, командир королевской гвардии, занимавший такое блестящее положение, умер, ничего тебе не оставив, не оставив даже покровителей?

Фердинанд. Если человек предает своих единомышленников, меняет убеждения, — значит, у него к тому имеются особые основания...

Рамель. Хорошо, хорошо, довольно об этом.

Фердинанд. Мой отец сам был игроком... Вот почему он так снисходительно относился ко всем моим сумасбродствам... Ну, а тебя-то что сюда привело?

Рамель. Две недели тому назад я был назначен прокурором окружного суда в Лувье.

Фердинанд. Мне называли... да, помнится, я сам читал другую фамилию.

Рамель. Де ла Грандьер?

Фердинанд. Вот, вот!

Рамель. Чтобы иметь возможность жениться на мадемуазель де Будвиль, я испросил разрешения присвоить, как и ты, фамилию моей матери. Семейство Будвилей покровительствует мне, и через год я, несомненно, буду назначен товарищем главного прокурора в Руан... А это уже ступень к Парижу...

Фердинанд. А зачем ты явился сюда, в нашу мирную обитель?

Рамель. Наблюдать за следствием по делу об отравлении. Начало удачное!

Входит Феликс.

Феликс. Сударь! Барыня беспокоится.

Фердинанд. Скажи, что я занят.

Феликс уходит.

Дорогой Эжен, в случае, если генерал... А он, как все старые вояки не у дел, очень любопытен... Так вот, если он спросит, где мы с тобою встретились, — не забудь сказать, что на главной аллее. Это для меня очень важно. Вернемся, однако, к делу. Значит, ты приехал сюда из-за жены нашего старшего мастера, Шампаня? Но ведь он невинен, как младенец.

Рамель. Ты веришь этому? А мы, судейские, за то и получаем жалованье, чтобы не верить. Я вижу, ты все тот же, ничуть не переменился за годы нашей разлуки, — все такой же благородный, восторженный юноша, словом — поэт. Поэт, который вкладывает поэзию в жизнь, вместо того чтобы выкладывать ее на бумагу... который верит в добро, в красоту. Ну, а царица твоих грез, твоя Гертруда, — что с нею сталось?

Фердинанд. Тс! Нет, не министр юстиции, а само небо послало тебя в Лувье, — ибо я поистине в ужасном положении, и сейчас мне особенно нужен друг. Слушай, Эжен, поди сюда. Я обращаюсь к тебе как к школьному товарищу, как к наперснику юности; надеюсь, для меня ты никогда не будешь прокурором? Из моих признаний ты поймешь, что должен хранить их свято в тайне, как духовник.