Оноре Бальзак - Напутствие животным, стремящимся к почестям

— Один хозяин для всего живого, — сказал Мармус.

— Отныне, — продолжал ученик, — номенклатуры пригодны для того, чтобы мы сами отдали себе отчет в различиях; однако номенклатуры — это еще не наука.

— Да ведь это же, — сказал журналист, — избиение позвоночных и моллюсков, членистоногих и лучистых, млекопитающих и усоногих, безглавых и ракообразных! Нет больше ни иглокожих, ни кишечнополостных, ни инфузорий! Словом, вы ломаете все перегородки, изобретенные бароном Серсо! И все становится настолько простым, что не будет никакой науки, а будет один лишь закон... Поверьте мне, ученые станут защищаться, прольется много чернил! Несчастное человечество! Ученые, конечно, не позволят гению сводить на нет замысловатые труды стольких наблюдателей, которые разместили по банкам все творение! Нас оклевещут, как ваш великий философ был оклеветан. Подумайте, что произошло с Иисусом Христом, который провозгласил равенство душ, как вы собираетесь провозгласить зоологическое единство! Можно ли не содрогнуться? Ах, Фонтенель был прав: сожмем крепче кулаки, когда мы держим истину.

— Господа, неужели вы испугаетесь? — спросил ученик Прометея естествознания. — Вы измените святому делу животного мира?

— Нет, сударь, — воскликнул Мармус, — я не покину науки, которой я посвятил всю свою жизнь; в доказательство этого давайте напишем вместе статью о моей зебре.

— Здорово! — сказал молодой журналист моему хозяину, когда унитарист покинул нас. — Видите, все люди — дети, выгода ослепляет их, и, чтобы вести их на поводу, достаточно узнать, что им выгодно.

— Мы спасены! — сказал Мармус.

Итак, научная статья о зебре Центральной Африки была написана талантливейшим учеником великого философа, осмелевшим потому, что он писал под именем Мармуса, и полностью сформулировавшим новое учение. Оба моих хозяина вступали в самую забавную фазу славы. Их обоих забросали приглашениями на обеды, на вечеринки, на балетные утренники. Столько людей провозгласило их учеными и знаменитостями, столько у них оказалось соучастников, что стало совершенно очевидно — они всегда были не чем иным, как первоклассными учеными. Корректурные листы превосходной статьи Мармуса были посланы барону Серсо. Академия наук признала вопрос настолько серьезным, что ни один академик не осмеливался высказать свое мнение.

— Нужно посмотреть, нужно подождать, — говорили все.

Господин Сальтейнбек, бельгийский ученый, сел в почтовую карету. Господин Фос-Ман-Беттен, голландский ученый, знаменитый Фабрициус Гобтусселл уже ехали смотреть на прославленную зебру, точно так же, как сэр Фэрнайт. Пылкий юноша, сторонник учения о зоологическом единстве, работал над докладом, выводы которого были убийственными для формулировок барона Серсо.

Уже и среди ботаников образовалась партия, которая стояла за единство растений. Знаменитый профессор де Кандоль и не менее знаменитый де Мирбель под влиянием смелых исследований господина Дютроше еще колебались (просто из снисхождения) в пользу авторитетности барона Серсо. Мнение об единообразии объектов ботаники и объектов зоологии завоевывало все новые позиции. Серсо убедил министра посетить зебру. Я уже ступал так, как того хотели мои хозяева. Шарлатан приделал мне коровий хвост, а желтые и черные полоски сделали меня совершенно похожим на будку австрийского часового.

— Удивительно, — сказал министр, видя, что я шагаю сначала обеими левыми ногами, а затем обеими правыми.

— Удивительно, — сказал академик, — но в конце концов объяснимо.

— Не знаю, — сказал любезный министр, бывший когда-то оратором, известным своей резкостью, — как можно умозаключать от различия к единству.

— Если проявить упорство... — остроумно заметил Мармус, не высказываясь по существу.

Министр, сторонник безусловных взглядов, чувствовал необходимость дать отпор пагубным идеям и рассмеялся, услыхав эту шуточку.

— Вероятно, — сказал он, взяв Мармуса под руку, — этой зебре, привыкшей к температуре Центральной Африки, трудно жить на улице Турнон...

Услыхав такой жестокий приговор, я настолько огорчился, что зашагал своей обычной поступью.

— Пусть живет, сколько хватит сил, — сказал мой хозяин, испуганный моей сознательной оппозиционностью, — ведь я получил приглашение прочесть курс в Атенеуме, и этот курс я довел до...

— Вы — человек умный и скоро найдете слушателей для вашего прекрасного курса сравнительного изучения инстинктов, который, заметьте, не должен противоречить доктринам барона Серсо. Не прославитесь ли вы в сто раз больше, если ваши идеи изложит его ученик?