Грэм Грин - Десятый

— Я вам не рассказывал, но один раз за ту ночь он попытался взять свое предложение обратно и отменить сделку. Только ваш брат не хотел и слышать об этом.

— Один раз, — повторила она. — Попытался один раз. И уж конечно, все старания приложил.

Ужинали, как обычно, в кухне. Мадам Манжо недовольным голосом осведомилась, что за шум был в прихожей.

— Прямо митинг какой-то, — ворчала она.

— Постучался нищий бродяга, — ответил ей Шарло. — Просился переночевать.

— Разве можно было его впускать? Стоит мне отвернуться, и в дом набивается всякая рвань. Подумать только, что скажет Мишель!

— Дальше прихожей его не пустили, мама, — сказала Тереза.

— Но я слышала, как они вдвоем шли по коридору на кухню. Ты это быть не могла. Ты была наверху.

Шарло поспешно объяснил:

— Нельзя же было выставить его на улицу, не дав даже куска хлеба. Это было бы бесчеловечно. Я выпустил его через черный ход.

Тереза отвела от него сумрачный взгляд и уставилась в мокрую тьму за окном. Слышно было, как дождь хлещет по стеклам и грохочет в водосточных трубах. В такую ночь несдобровать человеку без крова. Как же она ненавидит Шавеля, думал он. Он думал о Шавеле в третьем лице, как о ком-то другом, ему казалось, что он навсегда избавился от самого себя.

Ужин прошел в молчании. Поев, мадам Манжо грузно поднялась и удалилась спать. Она теперь ничего не делала по дому и не хотела видеть за домашней работой дочь. Ну, а чего не видела, того словно бы и не существовало. Манжо — землевладельцы, они не работают, а нанимают других работать вместо себя…

— По виду не скажешь, что он трус, — проговорила Тереза.

— Забудьте о нем.

— Этот дождь его преследует, — сказала Тереза. — Только он из дому, и сразу полило. Вот этот самый дождь. Как связующее звено.

— Можете о нем больше не думать.

— А Мишеля нет на свете. Теперь его действительно больше нет. — Она вытерла ладонью запотевшее стекло. — Он приходил и ушел, и Мишеля больше нет. Кроме него, его никто не знал.

— Я его знал.

— Да, — неопределенно согласилась она; это как бы не имело никакого значения.

— Тереза, — произнес он. Он впервые назвал ее по имени.

— Да? — отозвалась она.

Он всегда был и остался теперь человеком условностей. В его жизни имелись образцы поведения на любые случаи, они обступали его со всех сторон, как манекены в портняжной мастерской. Хотя правила поведения для осужденного на казнь ему в свое время оказались неизвестны, зато уж как делать предложение, он, дожив до средних лет, хорошо знал на основании личного опыта. Правда, тогда условия были более благоприятные. Он мог достаточно точно назвать цифру своего годового дохода и конкретно охарактеризовать свою недвижимость. А предварительно еще создать необходимый интимный настрой и при этом удостовериться, что у него с данной молодой особой полное единство взглядов по вопросам политики, религии и семейной жизни. Но теперь, отраженный в тазу для мытья посуды, на него смотрел человек без денег, без недвижимости, вообще без всякой собственности и ничего не знающий о своей избраннице, а просто испытывающий к ней слепую тягу души и тела и необыкновенную нежность и ощущающий эту новую для себя потребность оградить, защитить…

— Что? — переспросила она. Она все еще сидела, отвернувшись к окну, словно не в силах оторваться от долгих блужданий псевдо-Шавеля.

Он выспренне произнес:

— Я живу здесь уже третью неделю. Но вы обо мне ничего не знаете.

— Пустяки, — отмахнулась она.

— Вы не задумывались о том, что с вами будет, когда она умрет?

— Не знаю. Успеется еще об этом подумать. — Она с усилием отвела глаза от струящихся стекол. — Может быть, замуж выйду, — сказала она ему и улыбнулась.

Сердце у него безнадежно сжалось. В конце концов, вполне естественно предположить, что в Париже у нее кто-то остался, какой-нибудь зеленый мальчишка с ее улицы, с которым они вместе исследовали проходные дворы Менильмонтана.

— За кого?

— Откуда мне знать? — легкомысленно ответила она. — Здесь, по-моему, возможности не особенно широки. Есть Рош, однорукий герой, только меня как-то не тянет замуж за мужчину не в комплекте. Ну, потом еще вы, конечно…

У него пересохло во рту. Идиотство какое-то, так волноваться, когда собрался просить дочь лавочницы… Но мгновение было уже упущено.

— А может, придется на бринакском рынке поискать, — продолжала она. — Всегда говорят: если ты богата, вокруг будут толпиться охотники до твоих денег. Что-то я их здесь не вижу.