Луи-Фердинанд Селин - Бойня

В. Буфетчица

Мадам Лербанн, буфетчица, весьма привлекательная и изящная особа, восседала за своей стойкой. Она держалась на почтительном расстоянии от посетителей… защищенная внушительных размеров стойкой и в особенности развешанными с обеих сторон гирляндами [пропуск].

В тот момент, когда она поднималась с места, нам хорошо была видна ее талия, ее маленький зад, сильно обтянутый, шарообразный, выпуклый из-за талки, стянутой до невозможности черным кушаком. Изящная мода того времени, осиная талия, настоящее чудо.

Ах! это было замечательное зрелище! У меня до сих пор перед глазами ее задок, возвышающийся как раз над цинковой стойкой. Волшебное ощущение. К этому времени прошло, должно быть, уже около двух месяцев с тех пор, как я был зачислен в ряды доблестной тяжелой кавалерии. Мне уже трудно было понять, не превратился ли я сам за это время в лошадь, на мне живого места не было от ушибов при падении, от самых разных тумаков и затрещин, от превратностей судьбы и полученных нахлобучек. Стоит только взглянуть сейчас на виднеющуюся поверх бутылок распухшую физиономию этого типа, сидящего с вызывающим видом… [пропуск] Мадам Лербанн серьезно смотрит на нас. Мы дружно опускаем головы, внезапно занятые тем, что пристально разглядываем нашего трубача Керкаля, перебирающего свой табак. Продолжая копаться в нем, он бормочет:

– Кто же это натворил? Ох-хо-хо!

– Лакадан дебил! дебил! Лакадан дерьмо! дерьмо!

Но произнесенное имя вдруг вызывает замешательство. Веселье сменяется ледяной тишиной. Никто не произносит ни слова. Он снова ворчит, продолжая возиться с табаком, что это позор, что он больше не будет продлевать срок своей службы, он уже два раза это делал, но этот раз будет последним.

Г. Охрана Президента республики во время его пребывания в замке Рамбуйе

К счастью, Президент никогда не прогуливался ночью по аллеям своего парка, [пропуск]. Он сразу же заставлял ялщ медленнее, стоило нам хоть чуть-чуть прибавить шагу. Мы сопровождали его очень часто во время охоты, целым взводом или же только двумя звеньями. Наш лейтенант дез Онселль в каске с султаном, в белых перчатках, у дверцы, приплясывал от нетерпения, удерживая свою лошадь. Президент восседал, устроившись на сиденье, он вытянул ноги, чтобы поудобнее устроиться, опершись на спинку. Он не хотел, чтобы ехали быстро. Потихоньку [пропуск]. Он еще больше вытянул ляжки, подкладывая под ноги подушки, чтобы живот не колыхался во время езды. Таким образом, он был защищен от всего, удобно устроившийся, развалившийся на сиденье, готовый к поездке [пропуск]. Он сидел с открытым ртом, шумно дыша, с покачивающейся из стороны в сторону головой, откинутой назад, носом кверху. Из-за отражения в верхнем стекле казалось, что рядом с ним сидит его двойник. Два его ординарца, сидя на маленькой скамеечке рядом с кучером, строили рожи дез Онселлю, показывая, что Президент [пропуск]. Сначала мы объездили все окрестности леса, скача благородным аллюром в сочетании с великолепной рысью упряжки.

Д. 14 июля 1913 года

Я вернулся во взвод с этими придурками старослужащими. Я так устал после долгой, утомительной скачки, что с трудом держался на лошади. Я хотел упасть, чтобы досадить Лакадану, я уже просто больше не мог. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что я был всецело в его власти. Меня так много лупцевали, что благодаря этим побоям я постепенно превращался в идеального военнослужащего. Скатку я сворачивал уже с закрытыми глазами. Когда я рухнул на соломенную подстилку, солома взлетела до потолка!.. [не хватает страницы] уроки, чтобы продемонстрировать ноги кобылы… Без меня обойтись было никак нельзя… Они воздействовали на меня всеми способами, сулили славу… благодарности… Я же был просто придурком с матрикулярным номером: 14 442… Вот и все.

Наступило 14 июля 1913 года. Накануне мне присвоили звание бригадира. У меня не было времени для раздумий. Я избавился от Лакадана. Он все же отыскал меня. Мы ехали в Версаль через Буа-де-Руа и Жюмьер. Я ехал справа по дороге. Он посмотрел на мои нашивки. Негромко засмеялся. Перешел на рысь. Подъехал к голове колонны.

– Скажи-ка, – произнес он тихо. – Подумать только…

И все же это было великолепное лето. Сплошная пыль и выпивка… Я объяснил дяде и родителям, что событие положено обмыть. Они оплатили мне угощение. Всю дорогу мы пили Кюрасао. Моему звену это понравилось, с картошкой в мундире. Наше фирменное сочетание. Я наделал долгов втрое больше выделенной мне суммы.