Уильям Моэм - Сила обстоятельств

— О, я знаю, что ты меня любишь. И я отказалась от этой мысли. Надо нам еще попробовать, и тебе, и мне. Я так тебя любила, Гай. — Голос ее дрогнул, но она не заплакала. — Я не хочу поступать безрассудно. Видит бог, я не хочу быть бессердечной. Ты можешь еще подождать, Гай?

— Я не совсем тебя понимаю.

— Просто оставь меня в покое. Меня собственные чувства пугают.

Значит, он не ошибся. Ей страшно.

— Какие чувства?

— Не спрашивай. Я не хочу говорить ничего, что могло бы сделать тебе больно. Может, я еще с этим справлюсь. Право же, мне этого очень хочется. Я постараюсь, обещаю тебе. Постараюсь. Дай мне полгода. Я для тебя что угодно сделаю, только не это. — Она умоляюще подняла руку.

— Мы ведь и так можем жить мирно и дружно. Если ты меня действительно любишь, потерпи.

Он глубоко вздохнул.

— Хорошо. Принуждать тебя я, конечно, не стану. Пусть будет так, как ты сказала.

Он еще посидел на месте, словно разом постарел, словно ему трудно было двигаться. Потом встал.

— Пойду работать. — Взял шлем и исчез за дверью.

Прошел месяц. Женщины умеют скрывать свои чувства лучше, чем мужчины, и заезжему гостю даже в голову бы не пришло, что Дорис чем-то озабочена. А Гай был явно сам не свой: его круглая физиономия осунулась, взгляд был голодный, загнанный. Он неотступно следил за Дорис. Она была словно бы весела, подтрунивала над ним, как бывало прежде; они играли в теннис, болтали о всяких пустяках. Но ясно было, что она всего лишь играет роль, и наконец, не в силах больше сдерживаться, он опять завел речь о своих отношениях с малайкой.

— Полно, Гай, стоит ли к этому возвращаться, — отмахнулась она. — Все, что можно было сказать на эту тему, мы уже сказали. Я ведь тебя не осуждаю.

— Так зачем ты меня наказываешь?

— Бедный мальчик, я совсем не хочу тебя наказывать. Я не виновата, что… — Она пожала плечами. — С человеческой природой не поспоришь.

— Не понимаю.

— И не пытайся.

Слова ее прозвучали бы жестоко, не смягчи она их милой дружеской улыбкой. Каждый вечер, уходя к себе спать, она склонялась над Гаем и легонько целовала его в щеку. Едва заметное прикосновение губ — точно бабочка на лету задела.

Прошел еще месяц и еще, и вдруг оказалось, что миновали все шесть месяцев, еще недавно казавшихся бесконечными. Гай спрашивал себя, помнит она или забыла. Теперь он с напряженным вниманием отмечал каждое ее слово, каждый взгляд, каждый жест. Она оставалась загадкой. Она просила дать ей полгода на размышление. Что ж, он дал ей полгода.

Каботажный катер зашел в устье реки, доставил почту и проследовал дальше. Гай прилежно готовил доклады и письма, которые катер должен был забрать на обратном пути. Прошло три дня. Был вторник, а на рассвете в четверг лодка отбудет вниз по реке, чтобы захватить его на стоянке. Последнее время они мало разговаривали, разве что за столом, при слугах, и в этот день, как всегда, после обеда углубились в чтение. Но когда бой убрал со стола и ушел на ночь к себе, Дорис отложила книгу.

— Гай, мне надо тебе что-то сказать, — начала она вполголоса.

Сердце вдруг толкнулось о ребра, он почувствовал, как кровь отхлынула от лица.

— Что ты, милый, не пугайся, не так это страшно, — засмеялась она. Но голос ее чуть дрожал.

— Ну?

— У меня к тебе просьба.

— Родная, я готов для тебя что угодно сделать.

Он хотел погладить ее по руке, но она отняла руку.

— Пожалуйста, Гай, отпусти меня домой.

— Тебя? — крикнул он в ужасе. — Когда? Зачем?

— Я терпела, пока могла. А теперь дошла до точки.

— И насколько ты хочешь уехать? Навсегда?

— Не знаю. Наверно. — Она собралась с духом. — Да, навсегда.

— О господи! — В голосе его послышалось рыдание.

— Не сердись на меня, Гай. Я не виновата. Я просто не могу.

— Ты попросила полгода. Я принял твои условия. Ты не можешь сказать, что я тебе докучал.

— Нет, нет.

— Я старался не показывать тебе, до чего мне тяжело.

— Знаю. Я тебе от души благодарна. Ты был очень добр ко мне. Послушай, Гай, я хочу тебе еще раз повторить, что не осуждаю тебя ни за какие твои поступки. Да, ты был страшно молод и поступил, как все. Что такое одиночество в здешних местах, мне понятно. Дорогой мой, мне тебя так жаль, так жаль. Я с самого начала знала, как будет, потому и попросила полгода. Здравый смысл мне твердит, что я делаю из мухи слона. Я безрассудна и к тебе несправедлива. Но, пойми, здравый смысл тут ни при чем, тут все мое существо возмущается. Когда я вижу эту женщину и ее детей, у меня ноги подкашиваются. И все, что есть в этом доме, и как подумаю об этой постели, в которой я спала… Ужас, гадость. Ты и представить себе не можешь, что я вытерпела.