Фредерик Стендаль - Сундук и привидение

Дон Блас, не отрываясь, смотрел на девушку; ее чело и глаза, казалось, излучали ту невинность и небесную благость, которыми дышат изображения прекрасных мадонн итальянской школы. Дон Блас не слушал старика и забыл о завтраке. Наконец он очнулся от грез: старик уже в третий или четвертый раз объяснял ему, что необходимо выпустить на свободу дона Фернандо де Ла-Куэва, который уже давно считается женихом его дочери Инесы, здесь присутствующей, и должен обвенчаться с нею в ближайшее воскресенье. При этих словах глаза грозного начальника полиции загорелись таким мрачным огнем, что ужас охватил не только Инесу, но и ее отца.

— Мы постоянно жили в страхе божием; мы ведь старые христиане, — пробормотал старик, — мой род очень древний, но я беден, и дон Фернандо — хорошая партия для моей дочери. Я не занимал никакой должности ни во время нашествия французов, ни до того, ни после.

Дон Блас не прерывал зловещего молчания.

— Я принадлежу к самой старинной знати Гранады, — продолжал старик, — и до революции, — сказал он, задохнувшись от гнева, — я отрезал бы уши дерзкому монаху, который посмел бы не ответить мне, когда я к нему обращаюсь.

Глаза старика наполнились слезами. Робкая Инеса вынула из-за корсажа маленькие четки, освященные прикосновением к чудотворной статуе Мадонны, и ее красивые руки судорожно сжали крест. Страшные глаза дона Бласа, не отрываясь, смотрели на эти руки, затем он перевел свой взгляд на стройный, хотя несколько полный стан молодой девушки. «Черты лица могли бы быть более правильными, — подумал он, — но никогда еще я не видел такой небесной грации».

— Ваше имя дон Хайме Арреги? — спросил он наконец старика.

— Да, — ответил тот, выпрямившись.

— Вам семьдесят лет?

— Шестьдесят девять.

— Да, это вы, — сказал дон Блас, выражение его лица немного смягчилось. — Я давно ищу вас. Король, наш повелитель, соизволил назначить вам ежегодную пенсию в четыре тысячи реалов. У меня в Гранаде хранится для вас этот королевский подарок за два года. Я вам вручу его завтра в полдень. Кстати, я вам докажу, что мой отец был богатым крестьянином из Старой Кастилии, таким же старым христианином, как и вы, и что я никогда не был монахом. Итак, оскорбление, которое вы хотели мне нанести, не попало в цель

Старый дворянин не посмел не явиться в назначенное время. Он был вдовцом и жил один с дочерью Инесой. Прежде чем отправиться в Гранаду, он отвел ее к деревенскому священнику и сделал самые подробные распоряжения, как будто не надеялся вновь с ней увидеться. Блас Бустос встретил его в парадной форме; через плечо у него была надета орденская лента. Дону Хайме он показался вежливым старым воякой, который старается придать себе добродушный вид и потому улыбается кстати и не кстати

Если бы дон Хайме посмел, он отказался бы от восьми тысяч реалов, врученных ему доном Бласом, и заодно от приглашения отобедать вместе с ним. После обеда грозный начальник полиции заставил его прочитать целый ворох документов, акт о крещении и даже свидетельство об освобождении от галер, из которого явствовало, что он никогда не был монахом.

Дон Хайме все время опасался какой-нибудь скверной шутки с его стороны.

— Мне сорок три года, — сказал наконец дон Блас, — у меня хорошая должность, приносящая мне пятьдесят тысяч реалов. Кроме того, я имею еще тысячу унций дохода, получаемых через неаполитанский банк. Я прошу руки вашей дочери доньи Инесы Арреги.

Дон Хайме побледнел. Наступило короткое молчание. Затем Блас продолжал:

— Не скрою от вас, что дон Фернандо де Ла-Куэва замешан в нехорошем деле. Его разыскивает министр полиции, ему угрожает гаррота (особый способ удавления, применяемый при казни дворян) или, по меньшей мере, ссылка на галеры. Я провел там десять лет и смею вас уверить, что это совсем не весело (при этих словах он наклонился к уху старика). Через две или три недели я получу, вероятно, от министра приказ перевести дона Фернандо из Альколотской тюрьмы в Гранаду. Приказ этот будет приведен в исполнение поздно ночью; если дон Фернандо сумеет в темноте бежать, я закрою на это глаза из уважения к дружбе, которой вы удостаивали его. А потом пусть он уезжает на год или два на Майорку; никто его не тронет

Старик ничего не ответил; он был подавлен и с трудом добрался до своей деревни. Полученные деньги жгли ему руки.

«Не есть ли это, — думал он, — плата за кровь моего друга дона Фернандо, жениха Инесы?»

Дойдя до дома священника, он бросился в объятия дочери.