Фредерик Стендаль - Расин и Шекспир

Г-жа дю Осе, Сен-Симон, Гурвиль [223е], Данжо, Безанваль, Конгрессы, Константинопольский Фанар [223ж], история конклавов, составленная Грегорио Лети [223з], дадут нам сотню сюжетов для комедии.

7) Нам говорят « Стих есть идеальная красота выражения ; стих — прекраснейшее средство передать данную мысль, средство, при помощи которого она произведет наибольшее впечатление».

Да это так в сатире, в эпиграмме, в сатирической комедии, в эпической поэме, в мифологической трагедии, как «Федра», «Ифигения» и т. д.

Нет , когда речь идет о трагедии, сила воздействия которой зависит от точности изображения душевных движений и событий современной жизни. В драматическом жанре, который в этом отношении противоположен эпической поэме, прежде всего с ясностью должны быть изложены мысль или чувство. «The table is full» [223и], — восклицает Макбет, содрогаясь от ужаса, когда он видит, что тень час тому назад убитого им Банко заняла за королевским столом место, которое принадлежит ему, королю Макбету. Какой стих, какой ритм может усилить красоту таких слов?

Это крик сердца, а крик сердца не допускает инверсий. Разве александрийским стихом мы восхищаемся в словах: «Друзьями станем, Цинна» [223к], или в обращении Гермионы к Оресту [223л]: «Но кто тебе велел?»?

Заметьте, что необходимы именно эти слова, а не другие. Что делают наши поэты из Академии, когда размер стиха не вмещает точного слова, которое употребил бы взволнованный страстью человек? Они жертвуют страстью ради александрийского стиха. Не многие, а особенно в восемнадцатилетнем возрасте, настолько знакомы со страстями, чтобы воскликнуть: «Вот точное слово, которым мы пренебрегли. То, которое вы употребили, просто холодный синоним». Между тем самый глупый человек в партере отлично знает, каковы качества хорошего стиха. Еще лучше он знает (так как при монархии в этом полагают все свое тщеславие), какое слово принадлежит к благородному языку и какое к нему не принадлежит.

В этом вопросе изысканность французского театра вышла далеко за пределы естественности: король, который приходит во враждебный ему дом, спрашивает своего наперсника: «Который час?» Так вот, автор «Сида Андалузского» не посмел написать такой ответ: «Полночь, государь». Этот остроумный человек имел смелость написать два стиха:

Я разовью в другом месте теорию, простое изложение которой я здесь привожу: стих имеет задачей собрать в одном фокусе посредством эллипсов, инверсий, словосочетаний, и т. д., и т. д, (блестящая привилегия поэзии) все то, что заставляет нас чувствовать красоту в природе; но в драматическом жанре все впечатление от слова, которое произносится в данной сцене, было подготовлено предыдущими сценами , например:

Лорд Байрон соглашался с этим разграничением.

Как только персонаж при помощи поэтических выражений пытается усилить впечатление от того, чтó он говорит, он тотчас же становится ритором, которому я не доверяю , если у меня есть хоть какой-нибудь жизненный опыт.

Первое условие драмы заключается в том, что действие происходит в комнате, одна стена которой удалена магической палочкой Мельпомены и заменена партером. Действующие лица не знают, что публика присутствует. Может ли наперсник в минуту опасности не ответить ясно своему королю, спрашивающему: «Который час?» Как только замечаешь явный расчет на публику, драматические персонажи перестают существовать. Остаются только рапсоды, декламирующие более или менее красивую эпическую поэму. Во французском языке царство ритма или стиха начинается только там, где допустима инверсия .

Замечание это превратилось бы в целый том, если бы я стал перечислять все нелепости, которые бедные стихотворцы, опасаясь за свое положение в свете, каждое утро вкладывают в уста романтиков. Классики владеют театрами и всеми литературными должностями, оплачиваемыми правительством. Молодых людей принимают на вакантные должности только по рекомендации пожилых людей, работающих в той же партии . Фанатизм ставится в заслугу. Все раболепствующие умы, всякое мелкое тщеславие, мечтающее о профессорском звании, об Академии, о библиотеках и т. д., заинтересованы в том, чтобы каждое утро снабжать нас классическими статьями; к несчастью, декламация во всех жанрах есть красноречие равнодушия, разыгрывающего горячую веру.