Шолом Алейхем - С ярмарки

Но прошло одно завтра, и второе завтра, и еще одно – а Шмулика нет! Где же он? Уехал. Уехал вместе со вдовой раввина в Херсонскую губернию. Когда? Каким образом? Даже не простившись?!

Растерянный, ошеломленный, остался Шолом один, один как перст. Уехал лучший друг, самый любимый, самый дорогой. Уехал! Почернел белый свет. Опустела жизнь: к чему жить, если нет Шмулика! Оставленный друг почувствовал странное стеснение в горле, защемило в груди. Забившись в дальний угол, он долго-долго плакал.

Как вы думаете: жив ли еще этот занятный паренек мечтательными глазами, с милой, чарующей речью, которая льется, как масло, и тянется, как сладчайший мед? Где он теперь и кто он такой? Проповедник? Раввин? Меламед? [10]Купец? Лавочник? Маклер? Или просто бедняк, нищий и убогий? А может быть, его занесло в страну золота, в Америку, где он «делает жизнь». Или, быть может, он уже покоится там, где все мы будем покоиться через сто лет на радость червям.

Кто знает, кто слышал что-нибудь о нем – откликнитесь!

Новый приятель, умеющий петь. – Проказники-мальчишки из хедера играют в театр». – Из босоногого сорванца вырастает знаменитый артист.

Долго печалиться и оплакивать своего утерянного друга Шолому не пришлось. Бог вознаградил его и вскоре послал нового товарища.

Случилось это так: поскольку старый раввин умер и местечко осталось без раввина, Нохум Вевиков бросил все дела и отправился в соседнее местечко Ракитно, в котором жил раввин-знаменитость по имени Хаим из Медведевки. Его-то Нохум Вевиков и привез в Воронку. Новый раввин привел в восторг все местечко. Ибо, помимо того, что он был великим знатоком писания, богобоязненным человеком и сведущим в пении, он был еще и большим бедняком, а поэтому попутно взялся обучать старших детей уважаемых горожан.

Тем не менее старому меламеду Зораху не отказывали – упаси бог! Как можно ни с того ни с сего отнять у человека хлеб? И Зорах остался учителем библии и письма (еврейского, русского, немецкого, французского и латинского, хотя ни сам учитель, ни дети не имели никакого представления обо всем этом). Талмуду же обучались у нового раввина. И хотя Шолом, сын Нохума Вевикова, этот «бездельник», упорно не хотел расти, его все же приняли в старшую группу. Новый раввин, испытав его в библии и толкованиях к ней, потрепал Шолома по щеке и сказал: «Молодец парнишка!» Отцу же он заявил, что грешно держать такого малого на сухой библии, нужно засадить его за талмуд. «Ничего, ему не повредит!»

Отец, понятно, был весьма горд этим, но малый радовался не столько талмуду, сколько тому, что сидит вместе со старшими. Он важничал и задирал нос.

Реб Хаим, раввин из Ракитно, приехал не один, с ним было два сына. Первый, Авремл, уже женатый молодой человек с большим кадыком, обладал хорошим голосом и умел петь у амвона; у второго, Меера, тоже был приятный голосок и большой кадык, но что касается учения – это не голова, а кочан капусты. Впрочем, он был не столько туп, сколько большой бездельник. С ним-то вскоре и подружился наш Шолом. Мальчик из Ракитно, да еще сын раввина – это ведь не шутка! К тому же Меер обладал талантом: он пел песенки, да еще какие! Однако был у него и недостаток – свойство настоящего артиста: он не любил петь бесплатно. Хотите слушать пение – будьте любезны, платите! По грошу за песню. Нет денег – и яблоко сойдет, по нужде – и пол-яблока, несколько слив, кусок конфеты – только не бесплатно! Зато пел он такие песни, таким чудесным голосом и с таким чувством – честное слово, куда там Собинову, Карузо, Шаляпину, Сироте и всем прочим знаменитостям!

Мальчишки слушали, изумлялись, таяли от удовольствия – а он хоть бы что! Настоящий Иоселе-соловей. [11]А как он пел молитвы! Однажды, когда учитель, отец его, раввин реб Хаим, вышел на минутку из комнаты, Меер стал лицом к стене, накинул на себя вместо талеса скатерть и, ухватившись рукой за кадык, совсем как кантор начал выкрикивать скороговоркой слова молитвы «Царь всевышний восседает», а затем закончил во весь голос «Именем бога воззвал!» – тут-то и появился учитель:

– Это что за канторские штучки? А ну-ка, выродок, ложись на скамейку, вот так!..

И началась экзекуция.

Но Меер из Медведевки отличался не только в пении, У него была еще одна страсть – представлять, играть комедии. Он изображал «Продажу Иосифа», «Исход из Египта», «Десять казней», «Пророк Моисей со скрижалями» и тому подобное.