Амброз Бирс - «Словарь сатаны» и рассказы

— Зачем дерзнул ты явиться сюда, о смертный? — громко и торжественно вопросил Верховный Прелат. — Уж не возымел ты нечестивое намерение при помощи этого орудия обнажить тайну смерти и нарушить покой усопших?

Великий Мэр, не вставая с колен, вытащил из-под мантии грамоту с весьма внушительными печатями.

— Взгляни, о неизреченный, на слугу твоего, посланного народом, чтобы умолять тебя о милости. Позволь нам взять на себя заботу о почивших, дабы они могли покоиться в более подходящей земле, освящением подготовленной к их приему.

С этими словами он вручил Прелату постановление совета олдерменов о перенесении умерших на другое кладбище. Едва коснувшись пергаментного свитка, Верховный Прелат передал его в руки стоящего рядом Главного Хранителя Кладбищ. Воздев руки к небу и несколько смягчив суровое выражение лица, Прелат возгласил:

— Боги согласны!

Священнослужители, выстроившиеся по обе стороны от Прелата, повторили его жест, взгляд и слова. Великий Мэр поднялся с колен, хор затянул торжественную песню. В этот момент в ворота кладбища въехала погребальная колесница, запряженная десятью белыми лошадьми с развевающимися черными плюмажами. Сквозь расступившуюся толпу колесница покатила к могиле, выбранной для этого торжественного случая. Здесь был похоронен важный сановник, которого я пользовал от хронической склонности к лежанию. Великий Мэр золотой лопатой коснулся могильного холма, вручил ее Верховному Прелату, а два дюжих могильщика энергично принялись орудовать уже железными лопатами.

Тут мне пришлось срочно покинуть и кладбище и город. Сведениями о дальнейших событиях я обязан моему блаженней памяти отцу. Родитель сообщил мне о них в письме, написанном в тюремной камере ночью, накануне того дня, как он имел непоправимое несчастье угодить в петлю.

Пока могильщики работали, четыре епископа стали по углам могилы и в глубокой тишине, нарушаемой лишь лязгом лопат, принялись повторять заклинания из Ритуала Нарушения Покоя Усопших, умоляя почившего брага простить их. Но почившего брата там не было и в помине. Напрасно вырыв яму глубиною в две сажени, могильщики прекратили работу. Священнослужители пришли в явное замешательство, толпа застыла в ужасе. Могила была пуста. В этом не было никаких сомнений.

После краткого совещания с Верховным Прелатом Великий Мэр приказал рабочим вскрыть другую могилу. На этот раз решено было повременить с ритуалом, пока не обнаружится гроб. Но и здесь не было ни гроба, ни мертвеца.

Смятение и ужас воцарились на кладбище. Люди с воплями метались взад и вперед, стеная и жестикулируя. Все кричали разом, не слушая друг друга. Некоторые помчались за лопатами, мотыгами, кирками. Другие тащили плотничьи стамески и даже зубила из мастерской мраморных памятников и с помощью этих малопригодных орудий принимались раскапывать первые попавшиеся могилы. Иные бросались ничком на могильные холмики и яростно разгребали землю голыми руками, напоминая собак, охотящихся на сурков. Еще до наступления темноты было перерыто почти все кладбище. Каждая могила была исследована до дна, и теперь тысячи людей, превозмогая усталость, ожесточенно рыли землю на тропинках между могилами. Вечером были зажжены факелы, и при их зловещем свете эти жалкие безумцы, подобно бесовскому легиону, справляющему какой-то нечестивый обряд, продолжали свой бесплодный труд, пока не перерыли все кладбище. Но они не нашли ни одного трупа и даже ни одного гроба.

Объяснялось все это очень просто. Существенную часть моего дохода составляла продажа трупов моим медицинским коллегам. Никогда прежде они так обильно не снабжались материалом для своих ученых исследований, и, в благодарность за эти неоценимые заслуги перед наукой, они без числа награждали меня дипломами, учеными степенями и почетными званиями. Но предложение сильно превышало спрос: при самом расточительном потреблении трупов, они не могли использовать и половины той продукции, которую поставляло им мое врачебное искусство. Для утилизации излишков я основал одно из крупнейших, оборудованных по последнему слову техники, мыловаренных предприятий в стране. Прекрасные качества моего туалетного мыла «Гомолин» [13] Гомолин — от греческого Homo — человек. (Прим. перев.) были засвидетельствованы аттестатами святейших теологов, и весьма лестно отозвалась о моем мыле также знаменитая Блуделина Спатти — самое чистое сопрано нашего времени.