Джером Джером - Улица с глухой стеной

— Не могу, — ответил мой приятель. — А вот ее за этим занятием вообразить могу, эту женщину, которая хранила молчание все время, когда мы атаковали ее своими негодующими расспросами, женщину, которая три часа сидела неподвижно, точно статуя, пока старый Катбуш расписывал ее перед переполненным залом суда не иначе как современную Иезавель, ту, которая поднялась со скамьи подсудимых после того, как был произнесен приговор, обрекающий ее на пятнадцать лет каторжных работ, с видом победительницы и вышла из зала суда с улыбкой девушки, спешащей на свидание с любимым!

— Держу пари, — добавил он, — что именно она брила покойника. Хепуорт непременно порезался бы даже безопасной бритвой.

— Должно быть, — сказал я, — она ненавидела именно того, другого, этого Мартина. Ведь мысль о том, что он мертв, вызвала у нее почти истерическую радость, — напомнил я приятелю.

— Конечно, — согласился он. — Она даже не пыталась это скрыть. Странно, что оба мужчины оказались похожими между собой. — Он взглянул на часы. — Не откажетесь ли пойти со мной?

— А куда именно? — поинтересовался я.

— Мы как раз его застанем, — ответил он. — В «Элленби и К°».

Контора располагалась на верхнем этаже допотопного дома в глухом переулке за Майнориз. Долговязый конторский служащий известил нас, что мистера Элленби нет на месте, но он непременно к вечеру вернется. Мы сидели и ждали у едва горевшего камина, пока с наступлением сумерек не услыхали, как заскрипели ступеньки под чьими-то шагами. На мгновение Элленби застыл на пороге, признав нас без особого удивления, и затем, выразив надежду, что наша беседа не окажется слишком долгой, провел нас во внутреннюю комнату.

— Думаю, вы не помните меня, — произнес мой приятель, едва дверь в комнату была прикрыта. — Сдается мне, что вплоть до вчерашнего вечера вам меня без парика и мантии видеть не приходилось. Я должен объясниться. Я был главным адвокатом миссис Хепуорт.

Выражение явного облегчения мелькнуло в мутных старческих глазах. Очевидно, вчерашний случай заставил его заподозрить в моем приятеле опасность.

— Вы прекрасно провели процесс, — пробормотал он. — Миссис Хепуорт была тогда слишком утомлена, но мне известно, что она испытывала к вам огромную благодарность за ваши усилия.

Мне показалось, будто еле заметная улыбка промелькнула на губах моего друга.

— Прошу меня извинить за вчерашнюю неучтивость, — продолжал мой приятель, — когда я позволил себе развернуть вас ко мне лицом, я надеялся увидеть иного мужчину, гораздо моложе.

— Я принял вас за сыскного агента, — ответил Элленби тихим, спокойным голосом. — Я убежден, вы простите меня. Я весьма близорук. Я могу, разумеется, лишь догадываться, кого вы искали, но верьте моему слову, уверяю вас, миссис Хепуорт не встречалась и не переписывалась с человеком по имени Чарли Мартин с того дня, как… — он осекся и продолжил: — …с момента убийства.

— Что немудрено, — кивнул мой приятель, — ибо этот Чарли Мартин похоронен на Хайгейтском кладбище.

Несмотря на свой почтенный возраст, Элленби так и подскочил на стуле, побледнел и задрожал.

— Зачем вы ко мне пришли? — спросил он.

— Это дело привлекло меня с чисто человеческой точки зрения, — сказал мой приятель. — Десять лет назад я был гораздо менее опытен в жизни, нежели сейчас. Не знаю, может, тогда повлияла на меня ее юная, ее несравненная красота… Мне кажется, что миссис Хепуорт, позволяя своему супругу навещать ее, когда ее адрес прекрасно известен полиции и в любой момент за ее домом может быть установлена слежка, подвергает его весьма серьезной опасности. Если вы изложите мне кое-какие подробности, которые позволили бы мне пролить истинный свет на происходящее, я готов предложить к услугам этой дамы весь свой опыт и, если потребуется, свою помощь.

Самообладание вернулось к старику.

— Прошу меня извинить, — сказал он, — я пойду отпущу своего служащего.

Через некоторое время мы услышали, как он поворачивает ключ в наружной двери, после чего Элленби вернулся к нам, развел в камине огонь и стал рассказывать.

Человек, похороненный на Хайгейтском кладбище, оказалось, также носил фамилию Хепуорт. Но это был не Майкл, а Алекс, старший из братьев.

С самого детства он отличался наглостью, буйством, необузданностью нрава. Судя по словам Элленби, невозможно было даже представить, что он — порождение современной цивилизации. Скорее, в нем играла кровь какого-нибудь предка, разбойника и пирата. Ждать, что он займется делом, было совершенно бесполезно, так как он умел жить только за чужой счет, купаясь при этом в праздности и пороке. Когда в третий или в четвертый раз долги его были оплачены, его отправили куда-то в колонии. Однако удержать его там никакими силами было нельзя. Едва лишь данные ему деньги были пущены им по ветру, Алекс возвратился на родину, угрозами и запугиваниями требуя еще большей суммы. Встретив неожиданный отпор, он сделал вид, что ему ничего более не остается, как пуститься на воровство и грабеж. Чтоб уберечь его от тюрьмы, а семейство от позора, пришлось пожертвовать родительскими сбережениями. Как свидетельствовал Элленби, родители скончались один за другим от горя и стыда.