Джером Джером: Улица с глухой стеной

Вероятно, ей хотелось уехать вместе с убийцей и жить вместе с ним! Отсюда эта фраза о поездке в Америку. Если бы все шло как планировалось, никто бы их не хватился. Покинув Лейлэм-Гарденс, она сняла комнаты в небольшом домике в Кентиштауне, где поселилась под именем Хауард, выдав себя за хористку, которая замужем за гастролирующим актером. Для пущего правдоподобия нанялась в одну пантомимическую труппу. Она ни на миг не теряла присутствия духа. К ней никто никогда не заходил, она ни от кого не получала писем. В ее жизни все было рассчитано по часам. Должно быть, все это они спланировали заранее у тела ее убитого супруга. Ее признали виновной как соучастницу после свершения преступления и приговорили к пятнадцати годам каторжных работ.

Таковы были события одиннадцатилетней давности. По завершении процесса мой друг из чисто личного интереса к этому делу сумел разузнать кое-какие дополнительные факты. Наведя некоторые справки в Ливерпуле, он узнал, что отец Хепуорта, не слишком крупный судовладелец, был здесь хорошо известен и весьма уважаем. Он удалился от дел и умер года за три до вышеозначенного убийства. Жена пережила его всего на несколько месяцев. Кроме убитого сына Майкла у Хепуорта-старшего было еще двое детей: старший сын, который, как считалось, давно отбыл в одну из колоний, а также дочь, вышедшая замуж за француза, морского офицера. Они либо ничего не слышали о происшедшем, либо просто не хотели, чтобы их имена были опорочены участием в этом деле. Юный Майкл начал свою карьеру архитектором, как считалось, весьма подававшим надежды, но после смерти родителей он куда-то исчез и вплоть до самого процесса никто из родственников с севера Англии не знал, где он и что с ним.

Однако дальнейшие сведения, полученные в результате расследования моего приятеля, оказались весьма обескураживающими. Элленби, служащий Хепуорта-младшего, как выяснилось, был доверенным лицом его отца. Он поступил к нему на службу еще мальчишкой, и когда Хепуорт-старший удалился от дел, Элленби, при участии старого джентльмена, сам открыл свое предприятие в качестве поставщика корабельного оборудования. Эти факты на процессе оглашены не были. Элленби в качестве свидетеля на суд не вызывался. Сочли, что этого не требуется. Однако, учитывая все обстоятельства, не странно ли, что он сам не вызвался огласить данные факты? Возможно, он не стал этого делать в интересах здравствующих сына и дочери Хепуорта. Хепуорт — имя достаточно звонкое на севере Англии. Возможно, Элленби надеялся оградить членов семейства от всякого участия в этом процессе.

В отношении той женщины моему приятелю не удалось разузнать ничего более того, что в ее контракте с музыкальным агентом из Роттердама она назвалась дочерью музыканта-англичанина, заявив, что обоих ее родителей нет в живых. Возможно, он пошла на подписание контракта, не подозревая о характере самого заведения, а возникший на ее пути Чарли Мартин с его привлекательностью и матросской обходительностью, к тому же будучи англичанином, показался ей желанным избавителем.

Возможно, она была страстно в него влюблена, а молодому Хепуорту — который, увидев ее, потерял голову, ибо красота ее была способна вскружить голову любому мужчине, — пришлось наговорить ей в отсутствие Мартина бог знает что, лишь бы вынудить ее выйти за него замуж; быть может, пришлось даже сказать, что его нет в живых. И убийство мужа явилось для нее актом сурового возмездия за ложь.

Но даже если это было так, все равно ее хладнокровие и бесчувственность превышали все допустимые приличия. Она вышла замуж за этого человека, прожила с ним почти год под одной крышей. На Джетсонов она всегда производила впечатление супруги, искренне любящей своего мужа. Так притворяться изо дня в день было бы немыслимо.

«Нет, здесь что-то не так», — решили мы, обсуждая все эти факты на холостяцкой квартире моего приятеля. Составленное им одиннадцать лет назад краткое изложение дела лежало перед ним на столе. Приятель расхаживал по комнате, заложив руки в карманы, и рассуждал вслух:

— Тут есть что-то неразгаданное. В тот момент, когда выносился приговор, ее поведение поразило меня. Казалось, передо мной вовсе не приговоренная женщина, а женщина, торжествовавшая победу. Притворялась?! Если бы она притворялась на суде, притворялась, что испытывает угрызения совести, да хотя бы жалость, я бы пожелал ей отделаться пятью годами. Казалось, она не может скрыть истинного облегчения при мысли, что муж ее мертв, что его рука больше в жизни ее не коснется. Видно, что-то внезапно ей в нем открылось, что-то такое, что вмиг обратило любовь в ненависть.