Кришан Чандар - Самый тяжкий грех

– Не отдам.

– Отдай.

– Не отдам.

– Не отдашь? – Канта догнала Ранджана и ударила его по щеке.

– Нет, – упрямо повторил Ранджан, отвечая ударом на удар.

И в следующее мгновение дети принялись нещадно колотить друг друга.

Косички у Канты расплелись, платьице перепачкалось. Узелок на конце дхоти Ранджана развязался, и на землю посыпались зеленые кислые плоды ююбы [3]– Баля взбеленилась, едва увидела их. Поймав Ранджана за ухо, она надавала ему пощечин. Ранджан заревел во все горло, слезы, окрашенные каджалом, потекли по его щекам, оставляя на них грязные следы. Баля схватила Ранджана и, подтащив его к водопроводной колонке, принялась смывать с его лица подтеки каджала. Затем она выбросила в бассейн плоды ююбы. Долго еще всхлипывал Ранджан, глядя, как сверкают, подобно изумрудам, лежащие на дне бассейна зеленые шарики ююбы. И до тех пор пока мать не купила ему оранжевый воздушный шар, он ни за что не хотел отойти от бассейна. Получив шар, он тут же забыл о кислых плодах ююбы. Потом Баля успокоила Канту и уговорила ее позволить Ранджану поиграть один день ее ножом. Канта согласилась.

Ранджан держал в руке длинную нитку, к концу которой был привязан шар. Наполненный водородом, он летал высоко-высоко. Забравшись на парапет фонтана, из которого били четыре сильные струи воды, Канта, Дэви и Ранджан, словно змеев, пускали свои шары, и они летали выше фонтана. Ранджан все время пытался запустить свой шар в среднюю, самую сильную струю. И вдруг шар, попав, наконец, в струю воды, с треском лопнул. Ранджан завизжал от восторга.

В Чаупати было полно народу. Канта, боясь потеряться, крепко уцепилась за руку матери. Дэви и Ранджан шли, ухватившись за Шанкара. Усевшись прямо на песке и поставив перед собой тарелочки из пальмовых листьев, женщины ели руками севчиври. [4]В другом месте семи-восьмилетние дети дружно дудели в рожки из папье-маше. Некоторые из них нацепили себе на нос очки с зелеными или красными стеклами. Другие бегали по берегу, таская на веревочках сделанных из папье-маше черепах, лягушек, рыбок. У ларька амритсарского мороженщика стояла парочка молодоженов и ела мороженое. Подцепляя ложечкой мороженое со своих тарелочек и поднося его ко рту, они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Мороженое таяло у них во рту, во взглядах таяли взгляды. В глазах светились нежность и любовь.

– На четвертом месяце, – тихо сказала жена Шанкара, отводя глаза от молодой женщины.

– Откуда ты знаешь? – удивился Шанкар.

– Вах! Что же, по-твоему, я не мать, что ли? – с гордостью посмотрев на своих детей, сказала Баля и вдруг, подхватив Дэви, крепко поцеловала ее. Потом, взяв Шанкара за руку, произнесла: – Можно мне поесть сегодня пури?

– Но ведь доктор не разрешил тебе.

– Ну только сегодня.

– Хорошо.

– И еще немножко кисленького качалу, [5]и простокваши, и…

– Ладно, ладно, и самоса, [6]и печенье, и тминную воду – сегодня тебе все можно.

– Что с тобой случилось? – удивленно спросила Баля, взглянув на мужа. – Сегодня ты соглашаешься со всем, что бы мы тебя ни попросили. Какой-то ты сегодня странный.

Шанкар молча улыбнулся. Вдруг перед его глазами снова возник заголовок в утренней газете.

Жена Шанкара облегченно вздохнула и произнесла:

– Какой сегодня чудесный день!

А день был действительно чудесен – прозрачноголубой, сияющий, полный какой-то солнечной радости. По берегу катались на осликах и пони мальчики. Два китайских фокусника, окруженные изумленной толпой, показывали свои удивительные фокусы. Пара молодоженов, отойдя от ларька мороженщика, стояла теперь у ларька с фруктовыми водами и пила апельсиновый сок.

Из-за башни парка Муфитлал появилась молодая женщина, одетая в купальный костюм. Выйдя на берег, она, словно птица крыльями, быстро взмахнула руками и в следующее мгновение исчезла в воде, а впереди, простираясь от берега и до самого горизонта, тихо дремал старик океан. Временами, когда детский гам несколько затихал, с моря доносилась протяжная песня рыбака. Далеко-далеко, там, где океан сливается с небом, словно последняя надежда, появилась лодка. Возможно, она направлялась к берегам Индо-Китая, где растут тиковые деревья и высятся огнедышащие горы, где мужчины, согнув спины, работают на рисовых полях, а женщины с золотистой кожей, одетые в коричневые одежды с вышитыми на них лотосами, под аккомпанемент тамбуринов поют песни любви.

Солнце уже клонилось к закату, когда они вернулись домой. Жена Шанкара подала на стол кофе и настежь распахнула высокое французское окно, выходящее на веранду и, словно склонившийся в молитве правоверный мусульманин, обращенное к западу. Кофе был великолепен.