Кришан Чандар - Гостиница в Алаабаде

– Я очень несчастен, дорогая, очень несчастен, – рыдал я. – И почему у меня не такая преданная жена, как ты.

– Не плачь, Бадхо, – говорила она, обнимая меня и вытирая мне слезы. – Не надо плакать. Такова судьба, Бадхо. Иначе мы бы не встретились. На, выпей шампанского.

После десятой рюмки мы открыли вторую бутылку. Свечи уже начали плясать в глазах. Ее косы расплелись и упали на плечи. Огромные глаза стали глубокими. С плачем мы откупорили третью бутылку. Я сетовал на свою неверную жену, а она жаловалась на мужа. Рассказывала о его жестоком обращении. В конце концов мы решили, что лучше умрем, чем расстанемся.

– Я брошу Нила Мани.

– А я ошпарю Чандуку лицо.

– Любимая моя!

– Дорогой!

– Мы всегда будем вместе.

– Всегда, всегда, дорогой.

Никогда не бывало такой ночи в Алаабадском лесу. Одинокий дом. Неожиданно вспыхнувшая страсть И эта милая застенчивость, которую нужно победить, победить…

Наступило утро, и весь лес наполнился веселым гомоном птиц. Наступило утро, и мы оба удивились. Исчез очаровавший меня чудесный овал ее лица. Оно было каким-то вытянутым. Подбородок весь в прыщиках, а губы, казавшиеся мне вечером такими прекрасными, стали зелеными. Как это произошло? Глаза ввалились, и талия уже не была такой тонкой. Я очень удивился, и она тоже. Ее взгляд упал на мой гладкий лысеющий лоб, скользнул на большие уши и остановился на них. Они сразу же стали пунцовыми от стыда, ведь мои уши действительно большие, как у осла. Губы толстые, как у негра. Челюсть выпирала вперед. Она брезгливо поморщилась и быстро вышла в другую комнату.

Завтракали мы молча, никто так и не произнес ни слова. После завтрака она села, крутя край сари…

– Так ты поедешь к Чандуку? – улыбнулся я.

– Да, – тихо ответила она.

– Очень хорошо, – довольно сказал я. – Возьми моего мула. Только, пожалуйста, верни его до вечера. Я задержусь здесь на день-два. Буду охотиться. Я бы проводил тебя, но будет неудобно ехать вдвоем. Что об этом подумают!

– Прощай, – вздохнула она спокойно.

– До свидания!

После обеда я спросил у слуги:

– Так ты говорил, что в Алаабадском лесу водятся ведьмы?