Владимир Набоков - Бледный огонь

В методе В рука поддерживает мысль,
Абстрактная борьба идет конкретно.
Перо повисает в воздухе, затем бросается вычеркивать
850 Отмененный закат или восстанавливать звезду
И таким образом физически проводит фразу
К слабому дневному свету, через чернильный лабиринт.

Но метод А — страдание! Вскоре мозг
Бывает заключен в стальной колпак из боли,
Муза в спецодежде направляет бурав,
Который сверлит и которого никакое усилие воли
Не может перебить, меж тем как автомат
Снимает то, что только что надел,
Или шагает бодро к лавке на углу
860 Купить газету, которую уже читал.

Почему это так? Не оттого ли, что
Без пера нет паузы пера
И нужно пользоваться тремя руками сразу,
Чтоб выбрать рифму,
Держать оконченную строчку перед глазами,
И в памяти — все сделанные пробы?
Или же развитие процесса глубже, в отсутствии стола,
Чтоб подкрепить поддельное и превознесть халтуру?
Ибо бывают таинственные минуты, когда
870 Слишком усталый, чтобы вычеркивать, я бросаю перо;
Брожу — и по какому-то немому приказу
Нужное слово звенит и садится мне на руку.

Мое лучшее время— утро, мое любимое
Время года — разгар лета. Однажды я подслушал,
Как просыпался, между тем как половина меня
Еще спала в постели. Я вырвал дух свой на свободу
И догнал себя на лужке,
Где в листьях клевера лежал топаз зари
И Шейд стоял в ночной сорочке и одной туфле.
880 Тут я понял, что эта половина меня тоже
Крепко спала: и обе засмеялись, и я проснулся
В целости в постели, пока день разбивал свою скорлупку,
Малиновки ходили и останавливались, и на сырой, в алмазах,
Траве лежала коричневая туфля! Моя тайная печать,
Оттиск Шейда, врожденная тайна.
Миражи, чудеса, жаркое летнее утро.

Так как мой биограф может оказаться слишком степенным
Или знать слишком мало, чтобы утверждать, что Шейд
Брился в ванне, так вот:
«Он соорудил
890 Приспособление из шарниров и винтов, стальную подпорку
Поперек ванны, чтобы держать на месте
Зеркало для бритья прямо против лица,
И, возобновляя пальцем ноги тепло из крана,
Сидел там, как король,и кровоточил, как Марат».

Чем больше я вешу, тем ненадежнее моя кожа;
Местами она до смешного тонка;
Так, возле рта: пространство между его уголком
И моей гримасой так и просит злостного пореза.
Или эти брыла: придется как-нибудь мне выпустить на волю
900 Окладистую бороду, засевшую во мне.
Мое адамово яблоко — это колючий плод опунции:
Теперь я буду говорить о зле и об отчаянии, так,
Как никто не говорил. Пяти, шести, семи, восьми, —
Девяти раз недостаточно. Десять. Прощупываю
Сквозь землянику со сливками кровавое месиво
И нахожу, что колючий участок все так же колюч.

Я сомневаюсь в правдоподобии однорукого молодчика,
Который на телевизионных рекламах одним скользящим взмахом
Расчищает гладкую тропу от уха до подбородка,
910 Обтирает лицо и с нежностью ощупывает кожу.
Я в категории двуруких педантов.
Как скромный Эфеб в трико ассистирует
Балерине в акробатическом танце, так
Моя левая рука помогает, держит и меняет позицию.

Теперь я буду говорить… Лучше любого мыла
То ощущение, на которое рассчитывают поэты,
Когда вдохновение и его ледяной жар,
Внезапный образ, самопроизвольная фраза
Пускают по коже тройную зыбь,
920 Заставляя все волоски вставать дыбом,
Как на увеличенной одушевленной схеме
Косьбы бороды, вставшей дыбом благодаря «Нашему Крему».

Теперь я буду говорить о зле, как никто
Не говорил еще. Я ненавижу такие вещи, как джаз,
Кретин в белых чулках, терзающий черного
Бычка, исполосованного красным, абстрактный bric-à-brac;
Примитивистские маски, прогрессивные школы,
Музыка в супермаркетах, бассейны для плавания,
Изверги, тупицы, филистеры с классовым подходом, Фрейд,Маркс,
930 Ложные мыслители, раздутые поэты, шарлатаны и акулы.

И пока безопасное лезвие с хрустом и скрипом
Путешествует через страну моей щеки,
Автомобили проезжают по шоссе, и вверх по крутому
Склону большие грузовикиползут вокруг моей челюсти,
И вот причаливает безмолвный корабль, и вот — в темных очках —
Туристы осматривают Бейрут, и вот я вспахиваю
Поля старой Зембли,где стоит мое седое жнивье,
И рабы косят сено между моим ртом и носом.