Рабиндранат Тагор - Гóра

— Гора, — в экстазе говорил Биной. — Я понял, что только настоящая любовь способна в один миг пробудить все душевные силы человека. Неважно, что причина тому, но такая любовь — большая редкость, и поэтому очень многие из нас никогда не могут до конца познать себя. Очень часто мы не имеем никакого представления о возможностях, которые таятся в нас, и даже не можем проявить те таланты, которые в нас заложены. Потому-то так безрадостна жизнь и так недостает людям веселья. Вот почему лишь некоторые, вроде тебя, понимают, что каждому человеку дана великая душа, а заурядный человек не в состоянии понять это.

Поток восторженных речей Биноя был прерван громким зевком, донесшимся из комнаты Мохима. Слышно было, как он встал и отправился умываться. Биной попрощался с Горой и вышел.

Гора поднялся на крышу, посмотрел на восток, где полыхала заря, и тяжело вздохнул. Долго ходил он по крыше взад и вперед. Обычная поездка по деревням была на сегодня отменена.

В это утро Гора чувствовал на сердце тоску и пустоту, которую он не мог заполнить ничем. Ему страстно хотелось, чтобы яркий прекрасный свет озарил его жизнь и дело, которому он посвятил себя. Он словно простирал руки к небу и требовал: «Света! Яркого света!» Казалось, в его распоряжении было все: брильянты, золото, серебро. Не составляло труда достать и железные доспехи и щит. Но где была она — ласковая, лучезарная заря, дарующая надежду и утешение? Незачем умножать богатства, которыми мы владеем, нужно лишь, чтобы что-то заставило эти богатства открыться взору людей во всей их красе и блеске.

Теперь уже Гора не мог, как прежде, смеяться над Биноем, утверждавшим, что, когда наступает замечательный миг и любовь вспыхивает одновременно в сердцах мужчины и женщины, чудесный свет озаряет их жизнь. В душе Гора признавал, что это не обычное единение душ, а нечто такое, без чего жизнь не может быть по-настоящему полна, от соприкосновения с чем все приобретает какую-то особую ценность. Любовь помогает мечте воплотиться и вдыхает новую душу в плоть. Она не только делает человека вдвое сильнее и умнее, но и пробуждает в нем новый интерес к жизни.

И вот сегодня, в день, когда Биной по собственной воле становился изгнанником общества, в сердце Горы вдруг зазвучала мелодия той самой песни, которую пело сердце Биноя. Уже давно ушел Биной, а чудесная мелодия не желала затихать. Подобно тому как с плеском смешивают свои струи две реки, устремляющиеся к океану, так и любовь, переполнявшая сердце Биноя, соединилась в страстном гимне с потоком любви, изливавшимся из сердца Горы. Чувство, которое Гора старался заглушить в себе, подавить, скрыть от самого себя, не признать, вышло из берегов и решительно заявило о себе. У Горы не было больше сил отвергать его, как чуждое ему, или презирать, как недостойное.

Так прошло много часов, и, когда день стал растворяться в сумерках, Гора достал чадор, набросил его на плечи и вышел на улицу.

«Я должен взять то, что принадлежит мне, — сказал он себе. — Иначе моя жизнь в этом мире будет неполной, бесполезной».

Он ни на минуту не сомневался в том, что она, Шучорита, ждет его знака. Сегодня, сейчас он позовет ее.

Гора быстро шел по шумным улицам многолюдной Калькутты. Он не замечал, когда его толкали. Его душа словно покинула тело и устремилась куда-то вдаль, вперед…

Подойдя к дому Шучориты, он остановился и внезапно задумался. Сколько раз он приходил сюда, и дверь всегда бывала открытой настежь, но сегодня… Гора толкнул ее — оказалось, что дверь заперта изнутри. Он постоял в раздумье, затем постучал.

На пороге появился слуга. Узнав в неясных сумерках Гору, он, не ожидая вопроса, сообщил, что молодой госпожи нет дома.

— Где же она? — спросил Гора.

Слуга объяснил, что она уже дня три тому назад переселилась в другой дом, помогает приготовить все к свадьбе Лолиты.

Пока Гора стоял и думал, не пойти ли ему на свадьбу Биноя, из дома вышел какой-то незнакомый бабу.

— Что вам угодно, господин? — спросил он.

Смерив его взглядом с головы до ног, Гора ответил:

— Ничего, спасибо!

— А то зайдите, посидим, покурим, — пригласил его Койлаш.

Койлаш истосковался по собеседникам. Хоть бы кто-нибудь зашел поболтать — и то легче бы было. Днем он еще кое-как убивал время, стоя с трубкой в руке на углу переулка и наблюдая прохожих, но по вечерам умирал со скуки. Все темы для разговоров с Хоримохини были давно исчерпаны, да и круг их был чрезвычайно ограничен. Поэтому Койлаш обосновался в небольшой комнатке на первом этаже около входа, там он курил свою трубку, вступая время от времени в разговоры со слугой, чтобы как-то скоротать время.