Анри Мишо - Портрет А

Сам институт каст, вполне возможно, был поначалу системой, в которой люди могли жить, не ограничивая себя воздержанием и чувствуя одновременно причастность к святости — благодаря одному тому, что они были на службе у брахманов и выполняли их поручения.

А по поводу людей «вне каст» и того позорного явления, в которое сегодня превратилась кастовая система, полезно напомнить, что добрые самаритяне в Индии попадаются крайне редко, реже, чем в других местах, и что индусу приятно держать кого-нибудь под каблуком.

Индусы всегда мечтали объединить всех богов, все религии. В Южной Индии и на Цейлоне им это удалось.

Но с мусульманами все не так просто. Мусульманин говорит: «Нет Бога кроме Аллаха, и Магомет пророк его». Вот и ответ на все вопросы.

Остаются христиане. Но христиане — это деятельные белые, завоеватели и миссионеры, поверившие призыву: «Идите и возвестите благую весть». Они сами пытаются обратить индусов в свою веру. И все же они по сей день ищут универсальную религию, которая объединила бы их всех.

Вивекананда так продвинулся по пути терпимости и духовных достижений, что добивался этого радостного объединения, следуя мусульманской, христианской, буддистской и прочим духовным практикам. — «И ему это удалось!»

Кто впервые приехал в Индию и ограничен во времени, пусть не вздумает путешествовать по железной дороге.

Они простираются на двенадцать тысяч километров. Но от них ему лучше держаться подальше.

И пожалеет он, что интеллектуалы, от которых он мог бы узнать массу интересного, живут в городах, пожалеет, но не станет жить в городах. И отправится в деревни, и будет там молиться и медитировать.

И прежде всего пусть раз и навсегда запомнит, что он — алкоголик, даже если вовсе не пьет: тогда он — алкоголик, который об этом не догадывается, а такого излечить в тысячу раз труднее.

Пусть не тратит времени на выяснения: алкоголь — это мясо.

И если взгляды индийцев его раздражают, пусть не злится и не говорит: «Эти ослиные глаза меня бесят», пусть знает, что эти глаза раздражают его потому, что в них есть нечто возвышенное, а может, и не возвышенное, что ему недоступно.

Пусть он хорошенько запомнит, что мясо — это зло, зло, которое только и делает, что ищет себе выход. И оно находит выход — в жестах, в злобе, в работе. Да будут прокляты три эти вещи!

И пусть остерегается яиц, они не так уж безобидны и не преминут подкинуть свою порцию агрессивности.

Пусть научится как следует сидеть, чтобы стать уступчивым, а не критиковать и не защищаться без конца.

Пусть постится, помня слова Магомета о том, что пост — ворота религии, пусть живет, полагаясь на свои легкие — гостеприимный орган (нужно вдохнуть то, чего вы не съели).

Пусть втягивает в себя воздух, чистый воздух, ускользающий и распирающий, безликий и неограниченный, воздух, никому не принадлежащий, девственный, сокровенный, — воздух, который насыщает, не затрагивая органы чувств.

Впустить его в себя — еще ничего не значит, его нужно донести — до центров, до лотосов, до центров живота, до центров гордости, до лобного центра белого света, и до мыслей, до содружества всех мыслей и по ту сторону мысли.

В утреннем тумане появляется Ганг. Давайте, чего вы ждете? Поклоняйтесь ему. Это необходимо, разве не ясно?

Как это можно так тупо стоять столбом, словно человек без Бога или с одним-единственным Богом, за которого он цепляется всю жизнь и не может поклоняться ни солнцу, ни чему бы то ни было другому? Тут солнце появляется из-за горизонта. Поднимается и повисает перед вами. Как можно ему не поклоняться? И чего ради вечно себя сдерживать?

Входите в воду и креститесь, креститесь утром и вечером, смойте с себя покров грязи.

О, Ганг, великое создание, ты омываешь нас и благословляешь.

Ганг, я не пытаюсь ни описать, ни зарисовать тебя, я склоняюсь перед тобою и обретаю смирение в твоих волнах.

Укрепи во мне отрешенность и молчание. Позволь мне молиться тебе.

Если вы в Индии и не молитесь, ваше путешествие пропадет зря. Все равно, что скормить свое время комарам.

Благонравие женщин и девушек в Бенгалии, их скромность хоть и раздражают так сильно европейцев, но все же являют собой восхитительное и успокаивающее зрелище. Они прикрывают часть лица, как только заметят чужестранца, и, главное, немедленно отходят с середины тротуара, огибая вас по его внешнему краю, как они не похожи на европейских дам… Как это я считал англичанок сдержанными! Практически голые ноги, ничем не прикрытые, которых даже собака могла бы коснуться, пробегая мимо, они идут и не опускают глаз, не прячут лица. И потом эта выставленная на обозрение грудь, готовая бог знает к каким атакам…