Грэм Грин - Комната в подвале

Но сегодня, когда в доме почти никого не осталось и миссис Бейнз убирала комнаты наверху, а у него дел никаких не было, он мог позволить себе побрюзжать немножко.

— Если бы можно, я бы завтра же туда уехал.

— А вы когда-нибудь убивали негров?

— В этом никакой надобности не было, — сказал Бейнз. — Конечно, с оружием я не расставался. Но плохо обращаться с ними вовсе не обязательно. Они от этого только дуреют. Знаешь, — сказал Бейнз, смущенно склоняя над стаканом голову с седыми редеющими волосами, — кое-кого из этих проклятых негров я даже любил. Их нельзя было не любить. Смеются, ходят, взявшись за руки; им нравится дотрагиваться друг до друга — приятно чувствовать, что с тобой рядом кто-то есть. Нам это непонятно — взрослые люди, весь день ходят по двое, взявшись за руки. Но это не любовь, а что-то другое, чего мы не понимаем.

— Мистер Филип! Кушаете не вовремя? — сказала миссис Бейнз. — Знала бы мама!

Она спускалась в подвал по крутым ступенькам, с полными руками баночек из-под крема, ночного и дневного, тюбиков с притираниями и мазями.

— Напрасно ты ему потакаешь, Бейнз. — Она села в плетеное кресло и, прищурив свои маленькие недобрые глазки, стала разглядывать губную помаду «Коти», крем «Понд», румяна «Лайхнер», пудру «Сайклес» и лосьон «Элизабет Арден».

Она побросала все это в корзину для бумаг. Оставила себе только кольдкрем.

— Рассказываешь ребенку бог знает что, — сказала она. — Ступайте в детскую, мистер Филип, и побудьте там, пока я приготовлю завтрак.

Филип поднялся по лестнице к зеленой двери. Он слышал голос миссис Бейнз, и ему казалось, будто это как ночью, когда свечка оплывает в подставку с водой и занавески шевелятся в темноте; голос был резкий, скрипучий, злобный и слишком громкий, будто голый:

— Противно смотреть, Бейнз, как ты балуешь ребенка. Хоть бы занялся чем-нибудь по дому, — но ответа Бейнза ему не удалось услышать. Он толкнул зеленую дверь — маленький, в серых фланелевых штанишках — и, точно земляной зверек, выполз на залитый солнцем паркет, в сверкание зеркал, обметенных тряпкой, блестящих, похорошевших под руками миссис Бейнз.

Внизу что-то разбилось, и Филип грустно поднялся по лестнице на второй этаж, в детскую. Ему стало жалко Бейнза; он подумал, как бы им хорошо жилось вдвоем в пустом доме, если бы миссис Бейнз куда-нибудь уехала. Возиться с «конструктором» не хотелось; доставать железную дорогу и солдатиков тоже не хотелось; он сел за стол и подпер подбородок руками: вот она, жизнь; и вдруг почувствовал, что несет ответственность за Бейнза, будто он, Филип, хозяин в доме, а Бейнз — стареющий слуга, который заслужил, чтобы о нем заботились. А что можно сделать? Ничего особенного — надо постараться хотя бы вести себя как следует.

Он не удивился, когда за завтраком миссис Бейнз вдруг подобрела; такие перемены в ней были привычны ему. Теперь то и дело слышалось: «Подложить вам мяса, мистер Филип?», «Мистер Филип, скушайте еще пудинга, ведь вкусно!». Это был его любимый пудинг — со взбитыми сливками, но он отказался от второго куска, чтобы миссис Бейнз не вообразила себя победительницей. Она принадлежала к тому числу женщин, которые думают, что любую несправедливость можно загладить чем-нибудь вкусным.

Она была едкая, а любила готовить сладкие блюда; никто не мог пожаловаться на недостаток джема или изюма в ее стряпне; сама она ела много и за столом всегда добавляла сахарную пудру, клубничный джем и взбитые сливки. В неярком свете, проникавшем сквозь подвальное окно, мельчайшие частицы пудры окружали ее белесые волосы пыльным ореолом, а Бейнз сидел, низко нагнувшись над тарелкой, и молчал.

Филип снова почувствовал ответственность за Бейнза. Бейнз ждал этого дня и обманулся в своих ожиданиях; все шло не так, как надо. Разочарование было хорошо знакомо Филипу; не зная, что такое любовь, ревность, страсть, он лучше кого-нибудь другого понимал, как бывает грустно, когда то, на что ты надеялся, не сбылось, то, что тебе было обещано, не исполнилось, то, от чего ты ждал радости, обернулось скукой.

— Бейнз, — спросил он, — вы пойдете со мной гулять после завтрака?

— Нет, — сказала миссис Бейнз, — нет. Никуда он не пойдет. Серебро надо чистить.

— Успеется, впереди целых две недели.

— Кончил дело — гуляй смело. — Миссис Бейнз положила себе еще взбитых сливок.

Бейнз вдруг бросил на стол вилку и нож и отодвинул от себя тарелку.

— К черту! — крикнул он.

— Спокойно, — негромко сказала миссис Бейнз. — Спокойно. Ни бить посуду, Бейнз, ни браниться при ребенке я тебе больше не позволю. Мистер Филип, вы кончили? Тогда ступайте. — Она соскоблила остатки взбитых сливок с пудинга себе на тарелку.