Грэм Грин: Юбилей

— Видишь ли, я открыла свой дом, и девочки делятся со мной. Я взяла на себя весь риск, а потом, есть же и другие расходы. Скажем, на рекламу.

— Но как... как о вас узнают? — В нем проснулся профессиональный интерес.

— Легко, дорогой. Я открыла туристическое бюро. Туры по злачным местам Лондона. Лаймхаус [5] Лаймхаус — портовый район Лондона. и все такое. А потом находится какой-нибудь старичок, который просит показать ему что-то особенное.

— Ловко, — признал мистер Челфонт.

— И полезно для общества. Улицы стали чище. Хотя, конечно, я пригласила только лучших. Тщательно отбирала. Некоторые возмущались, говоря, что всю работу делают они, но я напомнила, что идея принадлежит мне.

— И как же вы вышли на покой?

— Заработала пять тысяч фунтов, дорогой. Это, знаешь ли, и мой юбилей, хотя, глядя на меня, трудно такое себе представить. У меня всегда были задатки деловой женщины, и я поняла, как можно расширить бизнес. Открыла такой же дом в Брайтоне. Можно сказать, начала очищать Англию. Чтобы она нравилась жителям колоний. В последние недели деньги потекли в страну рекой. Закажи себе еще хереса, дорогой, что-то ты неважно выглядишь.

— Честно говоря, должен признаться, мне надо идти.

— Да перестань. Это же Юбилей, не так ли? Попразднуем. Не стоит портить вечер.

— Мне кажется, я вижу одного приятеля.

Мистер Челфонт беспомощно огляделся: какой там приятель, он не мог придумать даже фамилию. Спасовал перед женщиной, чей характер оказался покрепче, чем у него. Она цвела, как огромный, яркий осенний цветок. Он же почувствовал себя стариком. Как она сказала... «мой юбилей»? Он забыл повернуть руку, и стала видна обтрепанная часть рукава.

— Хорошо, только один стаканчик. По-хорошему, заказывать должен я...

Эми подозвала официанта, и мистер Челфонт, стараясь не замечать осуждающего взгляда, задумался о вопиющей несправедливости: она уверена в себе, богата. Он сидел в своей квартирке тихо, как мышка, тогда как она была неотъемлемой частью всех этих торжеств, развевающихся флагов, веселья, шествий.

— Конечно, такой праздник нельзя пропускать, но я не мог подняться с кровати. Ревматизм.

Он нашел благовидный предлог. Его тонкому вкусу претили все эти плебейские увеселения. Он хорошо танцевал, но не те танцы, что отплясывали на мостовой. Он умел ухаживать, но они обходились без этого, пили, обнимались в парках и сходили с ума от счастья. Он знал, что будет среди них чужаком, поэтому и держался подальше, но ему казалось унизительным, что вот Эми ничего не упустила.

— Я вижу, с деньгами у тебя туго, дорогой, — заметила Эми. — Позволь одолжить тебе пятерку-другую.

— Нет, нет, — замотал головой мистер Челфонт. — Я не могу.

— Полагаю, в свое время мне от тебя перепадало, и немало.

Перепадало ли? Вспомнить ее мистер Челфонт так и не смог: слишком давно он встречался с женщинами лишь для того, чтобы получить деньги от них.

— Я не могу взять, — повторил он. — Действительно, не могу. — Пока она рылась в сумочке, он попытался объяснить. — Я не беру денег... разве что у друзей, вы же понимаете. — Но все смотрел на ее руки. Он был на мели и полагал, что с ее стороны жестоко махать у него перед носом пятифунтовой купюрой. — Нет, правда, не могу. — Прошло уже много времени с тех пор как его рыночная цена составляла пять фунтов.

— Я знаю, каково это, дорогой. — Эми оторвалась от сумочки. — Сама была в этом бизнесе и понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Иногда джентльмен шел со мной домой, совал мне пятерку и убегал, словно я его чем-то напугала. Я воспринимала это, как оскорбление. Никогда не брала деньги за так.

— Но вы ошибаетесь, — залепетал мистер Челфонт. — Тут другое дело. Совершенно другое.

— Я все поняла, как только ты заговорил со мной. Тебе не стоит искать какие-то оправдания, дорогой, будь проще. — Эми все говорила и говорила, а мистер Челфонт все больше терял свой лоск, пока не остались только однокомнатная квартирка, булочки с ветчиной и железный утюг на плите. — И гордость показывать не нужно. Но, если ты хочешь (мне-то все равно, для меня никакой разницы нет), пойдем ко мне домой, и ты их отработаешь. Говорю тебе, мне безразлично, дорогой, но если ты так хочешь... я понимаю, что ты чувствуешь.

Кончилось тем, что они встали и под ручку вышли на пустынную, украшенную гирляндами, лентами и флагами улицу.

— Улыбайся, дорогой, — ветер рвал ленты со столбов, поднимал пыль, трепал флаги. — Девушкам нравятся веселые лица. — Внезапно Эми рассмеялась, хлопнула мистера Челфонта по спине, ущипнула за руку. — Давай почувствуем настроение Юбилея, дорогой.