Проспер Мериме - Души чистилища

Дон Хуан вздрогнул. Незнакомец холодно продолжал:

— …солдата, прозванного Модесто и убившего из аркебузы достойного вашего друга дона Гарсию вместо вас самого, в которого целился?.. Я и есть этот Модесто. Но у меня, дон Хуан, есть и другое имя: меня зовут дон Педро де Охеда. Я сын дона Алонсо де Охеда, убитого вами; брат доньи Фаусты де Охеда, убитой вами; брат доньи Тересы де Охеда, убитой вами.

— Брат мой! — сказал дон Хуан, становясь перед ним на колени. — Я жалкий грешник, весь запятнанный преступлениями. Чтобы искупить их, я ношу эту одежду, отрекшись от мира. Если есть какой-нибудь способ заслужить ваше прощение, назовите мне его. Самое суровое наказание не испугает меня, если только оно освободит меня от вашего проклятия.

Дон Педро горько улыбнулся.

— Бросьте лицемерить, сеньор Маранья! Я не прощаю. Что до моих проклятий, они вам обеспечены. Но дожидаться их действия у меня не хватит терпения. Я захватил с собой нечто более сильное, чем проклятия.

При этих словах он сбросил плащ, и в руках у него оказались две шпаги. Он вынул их из ножен и обе воткнул в землю.

— Выбирайте, дон Хуан, — промолвил он. — Говорят, вы хорошо умеете драться, но и я неплохой фехтовальщик. Покажите мне ваше искусство.

Дон Хуан перекрестился и сказал:

— Брат мой! Вы забываете обет, данный мной. Я больше не дон Хуан, которого вы знали, а брат Амбросьо.

— Так вот, брат Амбросьо, вы мой враг, и, как бы вы там ни назывались, я ненавижу вас и хочу вам отомстить.

Дон Хуан снова стал перед ним на колени.

— Если вам нужна моя жизнь, брат мой, возьмите ее. Покарайте меня, как вам будет угодно.

— Подлый лицемер! Ты надо мной смеешься? Если бы я хотел убить тебя, как бешеную собаку, стал ли бы я приносить с собой это оружие? Ну, живо, выбирай шпагу и защищай свою жизнь!

— Повторяю, брат мой: я не могу драться, но я готов умереть.

— Негодяй! — вскричал дон Педро в бешенстве. — Мне говорили, что ты не лишен мужества. Но я вижу, что ты жалкий трус.

— Мужества, брат мой? Я молю господа послать мне мужество, чтобы не впасть в отчаяние, в которое без его помощи ввергнет меня воспоминание о моих преступлениях. Прощайте, брат мой, я ухожу, так как чувствую, что вид мой вас раздражает. Дай бог, чтобы вы поняли когда-нибудь, насколько искренне мое раскаяние.

Он уже сделал несколько шагов, но дон Педро удержал его за рукав.

— Один из нас, — воскликнул он, — не уйдет живым из этого сада! Берите шпагу, черт возьми, я не верю ни одному слову из ваших причитаний!

Дон Хуан бросил на него умоляющий взгляд и сделал еще шаг к выходу. Но дон Педро, схватив его за ворот, вскричал:

— Ты надеешься, гнусный убийца, ускользнуть из моих рук? Так нет же! Я разорву в клочья твою лицемерную рясу, под которой ты прячешь свое чертово копыто, и тогда, быть может, у тебя найдется смелость драться со мной.

Говоря так, он грубо толкнул дона Хуана, и тот ударился об стену.

— Сеньор Педро де Охеда! — воскликнул дон Хуан. — Убейте меня, если хотите, но я не буду с вами драться!

И он скрестил руки, пристально глядя на дона Педро со спокойным, но гордым видом.

— Да, я убью тебя, негодяй! Но прежде я обойдусь с тобой так, как заслуживает твоя трусость.

И дон Педро дал ему пощечину, первую, которую дон Хуан получил в своей жизни. Краска залила лицо дона Хуана. Гордость и пылкость его юности снова загорелись в его душе. Не сказав ни слова, он бросился к шпагам и схватил одну из них. Дон Педро взял другую и стал в позицию. Они бешено напали друг на друга, сделав одновременно выпад с одинаковой яростью. Шпага дона Педро застряла в шерстяной одежде дона Хуана и скользнула вдоль его тела, не ранив его, меж тем как шпага дона Хуана вонзилась по эфес в грудь противника. Дон Педро упал мертвый. Дон Хуан, видя врага распростертым у ног своих, некоторое время неподвижно и тупо смотрел на него. Мало-помалу он пришел в себя и понял всю тяжесть своего нового преступления. Он бросился к телу, пытаясь вернуть его к жизни. Но он хорошо разбирался в ранах и ни на минуту не мог усомниться в том, что эта была смертельна. Окровавленная шпага лежала у ног его, словно приглашая его покарать самого себя. Но, быстро отвергнув этот новый соблазн дьявола, дон Хуан поспешил к настоятелю и в смятении вбежал в его келью. Там, припав к его ногам, он рассказал ему об ужасном происшествии, проливая потоки слез. Сначала настоятель не хотел ему верить, и первой его мыслью было, что от великих истязаний, которым брат Амбросьо подвергал себя, он лишился рассудка; но кровь, покрывавшая платье и руки дона Хуана, подтверждала страшную истину. Настоятель был человек рассудительный. Он сразу понял, какую тень бросит на монастырь это происшествие, если оно получит огласку. Никто не видел дуэли. Настоятель позаботился скрыть ее даже от обитателей монастыря. Он приказал дону Хуану следовать за ним и с его помощью перенес труп в подземелье, ключ от которого он хранил у себя. Затем, заперев дона Хуана в его келье, он отправился известить коррехидора.