Роберт (2) Стоун - В зеркалах

— Может, тебе это подложили? — сказал тот, что справа.— Если подложили, ты скажи районному прокурору, а мы подтвердим, что ты была пьяная. Если будешь хорошо себя вести.

Полисмен за рулем метнул на него взгляд: поаккуратней.

— Ты знаешь, что тебе за это придется предстать перед присяжными? Слышишь, красавица, в нашем городе наркоманов не жалуют.

— Да ну? — спросила Джеральдина.

Они ехали дальше, навстречу санитарным и полицейским машинам, двигавшимся к стадиону. Полисмен на пассажирском месте нагнулся и включил сирену.

— Кто-то должен заняться неграми,— сказал он.— Рано или поздно в этой стране невозможно будет жить.

Другой, стиснув зубы, невнятно выругался.

Около приземистого кирпичного здания полиции они остановили машину и втолкнули Джеральдину в вестибюль. Снаружи стояла охрана из полицейских в шлемах; они были вооружены охотничьими ружьями и обшаривали прожекторами улицу перед зданием. Внутри теснились полисмены и агенты в штатском, которые проводили мимо ряда освещенных столов длинные очереди людей с разнообразными повреждениями.

— Придется подождать.

— Я не против, а ты?

Позвали человека из районной прокуратуры; человек из районной прокуратуры велел им обыскать Джеральдину и запереть на ночь — утром ею займутся первой.

Полицейские отвели Джеральдину к лифту и спустили в подвальный этаж, где за металлическим столом возле голубой железной двери сидел старик полицейский.

Они предъявили ей обвинение в бродяжничестве и вызвали надзирательницу. Надзирательница была маленькая, хрупкого вида женщина с перманентом.

Джеральдина перешла с надзирательницей в соседнюю комнату и разделась. Надзирательница спросила, почему на ней нет белья. Джеральдина сказала, что так — полезней для здоровья. Надзирательница влепила ей пощечину.

— Хочешь драться? — сказала она.— Будем драться.

Старик полицейский принес сумку Джеральдины, и надзирательница вытащила пистолет и сигарету. Старик положил их в коричневый конверт.

Потом они втроем вернулись к металлическому столу и старик полицейский заявил Джеральдине, что на основании обыска, проведенного надзирательницей, она обвиняется в хранении наркотиков, незаконном ношении оружия, а также в нанесении ущерба городскому имуществу и нарушении порядка в общественном месте.

Сейчас им некогда, а завтра ею займутся с утра пораньше, сказал он. За ночь она может продумать объяснение своих действий. Надзирательница отвела ее в бетонированный подвал и там взяла у нее отпечатки пальцев, а мужчина ее сфотографировал.

Другая надзирательница провела ее через другую железную дверь в коридор. В камерах были оранжевые стены и синие откидные койки на цепях — очень яркие, очень новые. Джеральдина шла по освещенному коридору впереди надзирательницы; она не оглядывалась на женщин, которые наблюдали за ней. Кто-то свистнул ей вслед.

Ее поместили в крайнюю камеру — узкое треугольное помещение с умывальником посредине; решетки и койка поставлены были, по-видимому, недавно, когда уборную переделали в камеру. Койка была только одна, но на стенах висели цепи еще для нескольких коек. Рядом с раковиной стоял унитаз без крышки, с лужицей густо-коричневой жидкости.

— Побудешь здесь, чтобы суду не пришлось тебя искать завтра утром,— сказала надзирательница.— Одеяло я тебе дам, а свободных матрацев не осталось. Если будешь блевать, то в унитаз, а не в раковину. Ты здесь ненадолго, поэтому веди себя тихо и скажи спасибо, что сидишь одна. А будешь шуметь, отправим как скандалистку в городскую тюрьму — там тебя приведут в порядок. Не будешь шуметь? — Нет,— сказала Джеральдина.

Надзирательница ушла. Джеральдина села на койку и посмотрела сквозь решетку. Она взяла одну из свободных цепей и приложила к губам, пробуя скверный вкус стали.

«Ну, все,— подумала она.— Ну, все. Попалась».

Страх ушел, но сердцу в груди было тесно, и непонятное, невыносимое волнение сковывало тело.

Во рту пересохло. Сильными руками она скрутила свободную цепь, прижала к зубам и провела языком по кислому металлу.

Рейнхарт. Я — никто.

Сколько ты проживешь, спроси у лавра. Вытянешь короткую веточку — умрешь молодой, вытянешь длинную — проживешь долго.

«А я всегда вытаскивала длинную»,— подумала Джеральдина.

По ту сторону коридора заключенная подняла глаза от Библии и улыбнулась.

— Эй!—закричала Джеральдина.— Эй! В коридоре никого не было.