Исаак Башевис-Зингер - Люблинский штукарь

На Фрета он вылез и стал подниматься в квартиру. Только сейчас Яша понял, как сильно ушибся. Он ставил сперва на ступеньку ногу здоровую, а больную подтаскивал. Всякий раз, когда он ее от ступеньки отрывал, начинало колоть и дергать возле пятки. Яша постучался, но Магда не отворила. Он постучал сильней. Неужели так обозлилась? А может быть, наложила на себя руки? Он ударил кулаком и подождал. Ключа с собой у Яши не было. Он приложил ухо к двери и услыхал скрипучий голос попугая. Яша вспомнил про отмычку. Она наверняка все еще в кармане. Однако сейчас он испытывал отвращение к этой железке, доставившей ему нынче ночью столько неприятностей… Тем не менее он ее достал и сразу дверь отпер. В квартире никого не оказалось. Кровати в спальне были застелены, но было не понять, остались ли они так со вчера или Магда застелила их сегодня утром. Сперва Яша заглянул в каморку к попугаю, вороне и обезьянке. Вся троица казалась встревоженной и взбудораженной, при этом каждый пытался ему словно бы что-то сказать. Голодны или не напоены они не были — в клетках было достаточно корма и воды. В открытое окошко шел свежий воздух. «Яша! Яша! Яша!» — заскрежетал попугай, после чего приоткрыл кривой клюв и с какой-то птичьей обидой искоса уставился на Яшу, причем Яше показалось, что попугай собирается сказать: «Ты вредишь себе, а не мне… Я-то всегда заработаю свои пару зерен…» Обезьянка прыгала взад-вперед. На маленькой с морщинками вокруг карих глаз плосконосой ее рожице застыли опечаленность и встревоженность старичка, которого неким заклятьем превратили в карлика, в ребенка, в зверушку, но который, несмотря на это, не утратил своей былой значительности. Она, казалось, вопрошала: «Ты что, все еще не понял про суету сует?» Ворона хотела что-то изречь, но у нее выходило какое-то очеловеченное карканье и словно бы передразнивание. Яше показалось, что она насмехается, укоряет и поучает… «Ну, и что с вами станет? — сказал Яша. — Зачем я вас впутал в такие неприятности?» Он вспомнил про лошадей. Те стояли в конюшне. За ними ходил дворник Антоний. Яша вдруг заскучал по Вороной и Сивой — Персти и Пыли. Они тоже узнали от него кривду — в такой денек им бы пастись на зеленой травке, а не задыхаться в стойле…

Яша вернулся в спальню и в чем был улегся на постель. Он собирался сперва разуться и приложить холодный компресс, но почувствовал себя слишком усталым, чтобы что-то делать. Закрыв глаза, он лежал в оцепенении.

Как тяжело он спал, Яша понял, когда проснулся. Он открыл глаза, но не мог сообразить, кто он, где находится и что вообще произошло. В наружную дверь стучались, и, хотя Яша прекрасно стук слышал, ему не приходило в голову пойти открыть. Нога сильно болела, однако это он тоже не сознавал. Все в нем словно бы одеревенело, но он тем не менее знал, что сейчас все припомнит, и, удивляясь собственной неподвижности, словно бы отдыхал. В дверь застучали снова, и до него вдруг дошло, что надо идти отпирать. Он сразу все вспомнил. Но кто это? Магда? У Магды есть ключ… Какое-то время он еще лежал. Наконец, собравшись с силами, встал и пошел к двери. Шагнуть левой ногой не получалось. Она, как видно, распухла, поскольку ботинок стал тесен, а ступня горела. За дверью стоял Вольский в светлом костюме, белых штиблетах и соломенной шляпе. Он был какой-то желтый, встревоженный и невыспавшийся. Черные семитские глаза взирали на Яшу с дружелюбной насмешкой, как будто Вольский знал, чем тот занимался ночью и что ему приключилось. Яша сразу вспылил:

— В чем дело? Чему вы улыбаетесь?

— Я не улыбаюсь. У меня депеша из Екатеринослава.

И достал телеграфный листок. Яша почему-то обратил внимание, что пальцы и ногти Вольского желты от табака. Он взял телеграмму. Екатеринославский театр предлагал двенадцать выступлений на неплохих условиях. Директор просил незамедлительно ответить. Яша с Вольским перешли в комнату, причем Яша изо всех сил старался не подволакивать ногу.

— Где Магда?

— Ушла за покупками.

— С чего это вы вдруг одеты?

— Разве обязательно ходить голым?

— Но с утра вы не бываете в костюме и при галстуке. А кто порвал ваши брюки?

Яша вздрогнул.

— Где?

— Вот. К тому же вы перемазались. Подрались с кем-нибудь, что ли?

Яша только сейчас заметил, что брюки на левой ноге у колена порваны и перепачканы известью. Он мгновение молчал.

— На меня напали хулиганы.

— Когда? Где?

— Вчера ночью. На Гусиной.

— А что вы там в это время делали?