Они достигли окрестностей города. Энтони обещал матери вернуться к чаю. Семьи Теттеридж не было, и она пригласила кое-кого из своих бедных соседей по Снеллинг-роуд. Эдвард шел в нескольких шагах впереди них. Бетти протянула ему руку. Она дрожала и, казалось, она сейчас упадет. Энтони обнял и поддержал ее.
— Какой вы сильный, — сказала она.
Фирма «Моубри и двоюродные братья» занимала высокий дом, построенный из красного кирпича, в самом центре города, напротив церкви. Энтони отвели в конторку в вестибюле, который вел в частную квартиру мистера Моубри, на первом этаже. Вестибюль освещался тремя большими окнами. Казалось, что мистер Моубри хотел использовать его скорее в качестве частного секретаря, нежели в качестве клерка. Он держал в порядке бумаги мистера Моубри, напоминал ему о сроках обязательств, писал те письма, которые мистер Моубри предпочитал писать лично. Он так и не смог научиться диктовать, он был слишком нетерпелив. Энтони очень быстро научился придавать форму писем его кратким инструкциям. Мистер Моубри всегда выбирал Энтони для сопутствия ему во время деловых поездок, он следил за тем, чтобы портфель содержал все необходимые документы, следил за отходом поездов, вообще устраивал все дела. Сам мистер Моубри терпеть не мог мелочей. Энтони, несмотря на свою неопытность, понимал, что его положение было исключительным. Он приготовился к вспышкам зависти, но по каким-то причинам, которых он сразу не понял, всем на фирме казалось естественным предпочтение, которое мистер Моубри отдавал Энтони. Даже старый Авраам Джонсон, старший клерк, который иногда слыл тираном, с самого начала отнесся к нему дружелюбно. Как-то само собой установилось мнение, что он изучает право и со временем сделается адвокатом.
— Я собирался поступить совершенно так же, когда только что попал на фирму, — сказал ему однажды старый Джонсон.
Они вместе шли домой. Мистер Джонсон жил тоже на Бертон-сквер. Он был холостяком и жил с незамужней сестрой.
— Это было сорок три года тому назад, при жизни первого мистера Моубри. Но тогда время службы было более продолжительным, и, когда я возвращался домой, я всегда был очень утомлен. Да и вообще у меня не было вашей энергии.
Он засмеялся и как будто ожидал, что Энтони поймет причину его веселья.
— Заходите ко мне, — добавил он, — если вы в чем-нибудь будете затрудняться. Я надеюсь, что смогу помочь вам.
Энтони и впрямь изучал право и недоумевал, почему все это считали естественным.
Он собирался поговорить об этом с Эдвардом. Но Эдвард начал разговор сам.
— Я очень рад, что вы поступили к отцу, — сказал он. Это было за два дня до его возвращения в Оксфорд. Он пришел в контору с поручениями от отца, который страдал головной болью и лежал в постели. — Я и сам подумал сделать это, когда узнал, что вы собираетесь заняться делами. Бетти была очень довольна. Она находит, что это полезно для отца и что вы его поддержите, — добавил он смеясь. — Раз вы вступили на этот путь, я желаю вам успеха и советую сдать экзамен на адвоката. Я напишу все, что вам для этого потребуется, и пришлю через Бетти. Если вам нужны будут какие-нибудь книги, которых вы не найдете, напишите мне, я вам их вышлю.
— Вы правы, — сказал Энтони, — этого обязательно нужно добиться. Единственное, что меня смущает, это то, что вы все обо мне так заботитесь. Это противоречит моему характеру.
Эдвард взгромоздился на отцовское бюро и болтал ногами.
— Вы были для меня верным другом, — сказал Энтони, — с того момента, когда впервые заговорили со мной в Булл-лайн, в тот день, когда я дрался с Пенлоу.
Он сказал это с необычным для него волнением. Эдвард покраснел.
— Имеются на свете только два человека, которых я действительно люблю, — сказал он, — это вы и Бетти. Но я думаю не только о вас. Когда я вернусь, возможно, мы будем вместе работать. А если нет…
Он сделал паузу.
— Что вы хотите сказать? — спросил Энтони. — Разве вы не думаете заняться вашим делом? Отец ваш мечтает об этом. Вот почему он никогда не решался взять себе компаньона, так он мне говорил.
— Да, действительно, я должен был бы заняться делом, — ответил Эдвард, — если только не встретятся препятствия.
Он посмотрел в окно. Энтони проследил за его взглядом, но холодный серый двор был пуст, если не считать двух кэбов, стоявших у панели.
— Какое же может быть препятствие? — настаивал Энтони.
— О, ничего особенного, — ответил Эдвард, — это только другой способ сказать deo volente [1] Дай бог! ( лат. ).
.В свое время это выражение добавлялось ко всем публичным актам. Но наши современники не так набожны, как их предки.
Читать дальше