Разипурам Нарайан - Продавец сладостей

«Я ухожу из этой жизни. Мне шестьдесят лет. Я вступаю в новую фазу».

Возможно, придется сказать и о Мали:

«Дело не только в его женитьбе. Ты должен знать правду, она всплыла совсем недавно: они не женаты, сидят прижавшись в автомобиле, а потом наговаривают друг на друга».

А брат в отчаянии закричит:

«Убирайся прочь, осквернитель семейной чести!»

Толпа, окружившая такси, засвистит, заулюлюкает, и он опоздает к автобусу у Базарных ворот.

«Лучше унести ключ с собою. Ведь он, в конце концов, только от задней двери».

Проходя мимо сэра Фредерика Лоули, он вдруг увидел братца, неуклюже катившего на велосипеде. Ветер развевал его прядь волос, колеса велосипеда опасным зигзагом приближались к самому краю водосточной канавы и каким-то чудом вновь возвращались на середину дороги. Джаган застыл на месте — никогда раньше он не видел братца на велосипеде. Теперь колеса ринулись прямо на него. Закричав что-то невнятное, Джаган отпрыгнул в сторону. Братец беспомощно пронесся мимо, но через десяток шагов свалился с седла, предоставив велосипеду лететь дальше в канаву. Он поднялся на ноги, а Джаган пришел в себя и строго спросил:

— Что это за цирк с раннего утра? В вашем-то возрасте? Вы себя убить могли!

— Да я и сам знаю, — проговорил, тяжело дыша, братец, отряхивая пыль с исцарапанных локтей. — Мне нужно было поскорее найти вас, вот я и одолжил эту машину у соседа. Если не возражаете, я оставлю ее у вас. Я боюсь ехать на ней обратно.

Джаган сказал:

— Я запер дом и больше туда не вернусь.

Он произнес эти слова так безоговорочно и твердо, что братец не стал ни о чем расспрашивать, а перешел прямо к делу:

— Идемте. Нас ждет адвокат. Мали нуждается в немедленной помощи.

— Господи, что случилось?

— Мали со вчерашнего вечера в тюрьме…

Джаган встал как вкопанный и закричал:

— Боже! Почему?

— У него в автомобиле нашли полбутылки спиртного.

— О, Шива! — возопил Джаган. — Вот почему я не хотел, чтобы он покупал этот ужасный автомобиль.

Он начал осыпать зеленый автомобиль проклятиями, но братец прервал его:

— Вполне возможно, что бутылку ему подбросили…

— Вы не понимаете. Когда у молодого человека есть автомобиль, у него тут же возникают всякие идеи, — объяснил Джаган и с удовольствием углубился в эту тему. — Все было бы хорошо, если бы он не купил этот автомобиль.

— Не прерывайте меня, — сказал братец. — Слушайте. Вам нужно сейчас же вызволить его из полицейского участка. Это малоприятное место. Мы сделали бы это вчера вечером, если бы вы вдруг не исчезли. Где вы были?

— Спал себе у памятника, и только, — сказал Джаган и вспомнил, как обижалась его жена, когда он уходил спать на веранду.

— Тоже выбрали время сидеть с памятником, когда я искал вас по всему городу! — воскликнул братец. — Мы могли вызволить Мали еще вчера вечером!

— Что же теперь делать? Бедный мальчик! В полицейском участке! Ему там будет неудобно, ведь он с семи лет спал на пружинном матраце. Как же мне его освободить?

Слезы застлали ему глаза — братец вдруг исказился, пополз в сторону, уменьшился до неузнаваемости. Братец посмотрел на него спокойно и сказал:

— Ну, успокойтесь же. А то этот нищий увидит, что вы плачете. Братец был человек чрезвычайно разумный, он всегда точно знал, что нужно делать. «Немудрено, что на него во всем городе такой спрос», — думал Джаган. Стрясется что-нибудь в семье: похороны, свадьба, несчастный случай или тяжба — он всегда показывал себя с наилучшей стороны.

Джаган спросил:

— А где он там?

— В камере при полицейском участке. Это пока, до суда. Вставайте же, вставайте. Надо пойти и узнать, нельзя ли…

У Джагана закружилась голова. Он прижал руки к вискам.

— Подождите немного. Я так не могу.

Он почувствовал слабость и лег ничком у подножия памятника.

Братец сказал:

— Давайте вернемся в ваш дом.

— Нет, — отрезал Джаган.

— Вам надо отдохнуть. Не волнуйтесь. Я все устрою.

Братец нежно похлопал его по плечу и сказал:

— Не теряйте самообладания. Чего стоит вся ваша философия, если вы не можете выдержать этого маленького испытания?

— В камере… — простонал Джаган. — Я эту камеру знаю. Там грязь страшная, и заключенные мочатся в углу. Впрочем, возможно, теперь там лучше? — спросил он сморкаясь.

— Конечно, сейчас там все совсем по-другому.

— Да, должно быть, конечно, хотя при англичанах там было ужасно.

Братец продолжал:

— Перво-наперво я отправился в тюрьму и стал уговаривать надзирателей. Я повидал мальчика и поговорил с ним. Мне даже удалось передать ему чашку кофе.