Разипурам Нарайан - Продавец сладостей

Гневным обличением собственнического мира звучит небольшой рассказ Нарайана «На полрупии». За подчеркнутой сдержанностью рассказчика, за каждой деталью встает социальное обобщение огромной силы. Рука заваленного мешками с рисом Сабайи с судорожно зажатой в ней монетой — это как бы итог жизни, прожитой в разрез всему, что есть радостного, человеческого, светлого. Важным дополнением к этому рассказу служит другой, названный нарочито нейтрально — «Другая община» — и посвященный проблеме религиозно-национальной вражды. Стремясь создать предельно обобщенную картину, Нарайан не называет ни города, ни дат, ни имен; он подчеркнуто избегает каких-либо реалий, могущих создать впечатление о его пристрастности. Его герой становится жертвой массовой истерии, охватившей обе общины, в которой, как кажется, невозможно найти виновных. Однако всей логикой своего повествования Нарайан указывает — это фанатики и политиканы, для которых человек давно перестал быть единственным мерилом ценностей.

Рассказы Нарайана удивительно просты, свободны от какой бы то ни было искусственности или напряжения. Кусок жизни, выхваченный на лету и запечатленный без особых хитростей, — однако какое искусство, какая животворящая сила воображения таятся за этой бесхитростностью! Короткая встреча под дождем двух людей, когда-то любивших друг друга («Прибежище»), история собачьей жизни («Чиппи»), рассказы о детстве («Мой дядя», «Тень», «Маленькая актриса»). Здесь невольно вспоминаешь, что герои Нарайана обладают способностью «уходить с последних страниц прямо в жизнь». Особенно запоминается «Мой дядя» — тонким психологизмом, загадкой человеческой судьбы, мягким юмором, грустью. Пересуды фотографа и его клиентов превращают доброго дядюшку в фигуру загадочную и зловещую, простые события повседневности начинают поворачиваться к мальчику уже не солнечной, а теневой своей стороной — он впервые понимает, как сложна и таинственна жизнь.

В поздних рассказах Нарайана возникает широкая народная стихия — в них мы находим героев, до последних лет отсутствовавших в его произведениях («Добровольное рабство», «Друг маленькой Лилы», «Конь и две козы», «Аннамалай»). Конечно, и раньше в произведениях Нарайана появлялись простые люди — крестьяне, нищие, бродяги. В рассказах последних лет они становятся в самом центре повествования. Один из шедевров малого жанра — рассказ о судьбе простого крестьянина «Аннамалай». Эпически просто, без ложной чувствительности и пафоса рассказывает Нарайан историю этой «простой души», индийского крестьянина, сохранившего специфический взгляд на жизнь. Автор то и дело предоставляет Аннамалаю говорить самому, уходя на задний план, превращаясь в фигуру второстепенную, почти подсобную, но тоже по-своему весьма выразительную.

Нарайан — подлинно национальный писатель еще и потому, что во всех своих произведениях воссоздает тот особый глубинный пласт, который во многом определяет поведение его героев. Многовековая культурная традиция, вошедшая в плоть и кровь каждого индийца, будь то ученый-пандит или нищий безграмотный крестьянин, приобретает под пером Нарайана зримую реальность. Мифы о богах, демонах, царях и героях, запечатленные в памятниках древнеиндийской литературы — «Махабхарате», «Рамаяне», пуранах, — для его героев не просто сказания о давно прошедших временах, это живая действительность, мерило поступков и моральных ценностей, неумирающий этический код. Не случайно именно этой глубинной традицией определяются нередко даже сюжеты произведений Нарайана. Это особенно явно выступает в романе Нарайана «Людоед в Мальгуди», где Васу, возмутивший спокойствие города, в сознании героев сопоставляется со злым демоном-ракшасой древних сказаний и погибает под тяжестью содеянного им зла, или в рассказе «Конь и две козы», нищий герой которого является прямым хранителем древней этической традиции. В 1964 г. Нарайан издает книгу «Боги, демоны и другие», в которой ставит перед собой трудную задачу: дать краткий, выразительный пересказ древних легенд, современное их прочтение, добавляющее еще один уровень к этим многопластовым образованиям. В нашем сборнике представлены некоторые из этих пересказов Нарайана, поражающие своеобразным сочетанием историчности и современности, глубиной художественного перевоплощения. Нарайан предваряет свою книгу своеобразным вступлением — «Мир рассказчика», — в котором знакомит читателя с многовековой устной традицией и ее важной ролью в жизни Индии. Сказания о самоотверженности любви («Лавана», «Манматха», «Савитри»), глубокие раздумья об индивидуальном и «мифологическом» времени («Вальмики», «Лавана»), важные для понимания древнеиндийской этики идеи дхармы («Савитри») и отречения от собственного «я» («Шиби») — таков круг тем, которые по сей день волнуют индийского читателя. Нарайан придает своим пересказам особую интонацию, слегка ироническую и отстраненную; он свободно сопоставляет события мифа и сегодняшнего дня.