Разипурам Нарайан - Продавец сладостей

Он продолжал говорить, а Джаган слушал его, широко раскрыв глаза. Внезапно перед ним возникла новая вселенная. Он понял, как узок был его мир, весь помещавшийся между лавкой и памятником Лоули. Проделки Мали не имели теперь никакого значения.

«Неужели я подошел к порогу новой жизни?» — подумал он. Для него уже ничто не имело значения.

— Такое нередко случается в нашем существовании, но всегда проходит, — сказал он вслух.

Бородатый скрыл свое удивление от столь неожиданной мысли и ответил:

— Истинно, истинно, нельзя забывать о своем подлинном «я», ведь это не просто мясо да кости.

Он протянул руку к дереву гуавы, сорвал с ветки плод и вонзил в него зубы с радостью десятилетнего сорванца.

— На этом дереве всегда росли самые сочные гуавы. Вот почему его так любят обезьяны. В некоторые месяцы их на нем даже больше, чем листьев, честное слово.

Он снова наклонил ветку, сорвал еще плод и протянул Джагану. Джаган, чтобы не обидеть бородатого, плод взял, но есть его не стал.

— Я не ем сладкого и соли.

— Почему? — спросил бородатый.

— Гм…

Как выразить смысл всей жизни в нескольких обыденных словах?

— Вы прочтете обо всем этом в моей книге.

При слове «книга» бородатый поскучнел. Он привык к надписям на камне и на пальмовых листьях, печатное слово его не увлекало. А Джаган спокойно продолжал:

— Этот издатель Натарадж, вы его хоть немного знаете?

Бородатый потерял всякий интерес к теме. Не обращая внимания на Джагана, он продолжал говорить сам, не замечая, что Джаган превозмог соблазн и вместо того, чтобы откусить от плода, уронил его потихоньку на землю. Джаган никак не мог решить, хорош или плох он с диетической точки зрения. Обидно, если он отказался от этого лакомства попусту! Плод был такой аппетитный, зеленовато-желтый сверху и желто-красный изнутри, и такой мягкий на ощупь. До того как Джаган разработал свои теории разумного существования, он съедал десяток гуав за день. С семи до десяти лет он, можно сказать, весь пропах гуавами! Во дворе их дома, прямо за жестяным сарайчиком, росла огромная гуава. Однажды отец взял топор и срубил ее, приговаривая: «Эти дьяволята ничего не будут есть, пока это проклятое дерево стоит у нас во дворе. Вечно маются животами…»

Джаган шел за бородатым, смутно слыша его слова, но мысли его были заняты плодом, от которого он отказался.

Наконец бородатый спросил:

— Вы меня слушаете?

— Да-да, конечно, — ответил Джаган.

— Мы все обошли, но этой плиты здесь нет. Где же она может быть? — сказал бородатый. Он обнял палку, положил на нее подбородок и погрузился в раздумье.

Джаган не удержался и спросил:

— Почему это вас так беспокоит?

— Это очень важно. Я же вам сказал. Когда я ее найду, вы сами увидите.

Внезапно он выпустил палку из рук и сказал:

— А-а, вспомнил… Пойдемте!

И зашагал быстро к пруду.

— Сойдем вниз… Осторожно — ступеньки скользкие.

Он спустился по ступеням и зашел по колено в воду. Джаган отстал, не понимая поведения бородатого.

«А вдруг он швырнет меня в пруд, вернется в город и скажет: „Продавец сладостей исчез“?»

Бородатый, возбужденный и покрасневший, повернулся и закричал:

— Что же вы стоите? Боитесь замочить свое дхоти? Ничего, потом высохнет.

Тон его не допускал возражений.

Джаган спустился по замшелым ступенькам. Сердце у него замирало. Дхоти, конечно, намокло; легкая дрожь пробирала его; он зачарованно глядел на пчел, вьющихся над голубым лотосом. На сердце у Джагана было легко — ах, если б умереть в эту минуту. Махнуть рукой на бесконечные сложности жизни — и умереть! Пока он был занят этими мыслями, бородатый опустился на четвереньки, оглянулся и сказал:

— Идите сюда!

Глаза у него горели, борода развевалась.

«Мне уже не спастись, — думал Джаган. — Он хочет сунуть меня головой в воду. Может, повернуться и убежать? Нет, надежды на спасение нет!»

И он шагнул вперед. Вода доходила ему теперь до пояса.

«Может, для ревматизма холодная вода и полезна, но я же не ревматик, — подумал он. — Если я не погибну здесь, в воде, то умру от воспаления легких. В следующей моей жизни мне бы хотелось родиться…»

Он быстро перебрал в уме всевозможные варианты. Домашним псом? Котом-хищником? Уличным ослом? Махараджей на слоне? Все что угодно, только не преуспевающим торговцем сластями с избалованным сыном.

Бородатый, не подымаясь с четверенек, командовал:

— Опустите руку в воду.

Джаган повиновался, с опаской ступая по скользкому дну.