Чарльз Диккенс - Давид Копперфильд. Том I

Неподалеку от доктора Стронга сидела за работой очень хорошенькая молоденькая особа, — он звал ее Анни, и я принял ее за его дочь. Она-то и вывела меня из затруднительного положения, став на колени перед доктором Стронгом, чтобы надеть на него башмаки и застегнуть гетры. Все это проделала она очень быстро, с очень веселым видом. Когда доктор таким образом был приведен в порядок и мы все направились в классную комнату, я был очень удивлен, услышав, что мистер Уикфильд, поздоровавшись с молодой особой, назвал ее миссис Стронг. Я был в полном недоумении, не зная, жена ли она сына доктора Стронга или его самого, когда доктор Стронг случайно разрешил мои сомнения.

— Кстати, Уикфильд, — сказал он, остановившись в коридоре и положив свою руку мне на плечо, — вы еще не приискали подходящего места для кузена моей жены?

— Нет, пока нет, — ответил тот.

— Мне бы хотелось, Уикфильд, чтобы это было сделано как можно скорее, — проговорил доктор Стронг, — ибо Джек Мэлдон очутился теперь и без средств и без работы, а из этих двух печальных обстоятельств порой проистекают еще более печальные. Вы знаете, что, на этот счет сказал доктор Уатс, — прибавил он, глядя на меня: — «Дьявол всегда найдет работу для незанятых рук».

— Уверяю вас, доктор, — ответил мистер Уикфильд, — если бы доктор Уатс знал действительно людей, он мог бы с таким же правом написать: «Дьявол всегда найдет работу для занятых рук». Можете быть уверены, что занятые люди усердно выполняют работу, данную им сатаной, и преисправно делают свою долю зла на свете. Скажите, разве мало сделали зла за последние два столетия наиболее деловые люди в погоне за наживой и властью?

— Джек Мэлдон не гонится ни за тем, ни за другим, — проговорил доктор Стронг, задумчиво почесывая себе подбородок.

— Быть может, и так, — согласился мистер Уикфильд, — но я отвлекся от темы нашего разговора, прошу извинить меня. Да, до сих пор я не смог найти места Джеку Мэлдону. Мне кажется, — как-то нерешительно продолжал мистер Уикфильд, — что я понял, чего вы хотите, и вот именно это и делает более трудной мою миссию.

— Чего я хочу? — повторил доктор. — До того, чтобы пристроить подходящим образом кузена и товарища детства Анни.

— Да, я знаю это. Но весь вопрос в том, где хотите вы его устроить — здесь или за границей?

— Здесь или за границей, — сказал доктор, видимо удивленный тем, что его собеседник делает ударение на словах: «здесь или за границей».

— Видите, вы сами говорите: «или за границей», — настаивал мистер Уикфильд.

— Конечно, здесь или там.

— Значит, насколько я понимаю, вам безразлично, здесь или там? — допрашивал мистер Уикфильд.

— Безразлично.

— Безразлично? — с удивлением повторил мистер Уикфильд.

— Совершенно безразлично.

— И нет никакого основания желать устроить его за границей, а не здесь?

— Нет ни малейшего!

— Я обязан вам верить, доктор, и, конечно, верю. Знай я это раньше, моя миссия была бы очень упрощена, а, признаться, я думал иначе.

Доктор Стронг бросил на него изумленный взгляд, который почти мгновенно сменился улыбкой, пробудившей во мне самые радужные надежды. В улыбке этой засветилось столько милого, ласкового, и в ней, как и во всей его манере себя держать, сквозь холодок учености и важности проглядывала такая задушевная простота, что все это не могло не подействовать ободряюще на такого юного школьника, как я. Все повторяя: «нет» и «ни малейшего основания», доктор Стронг шел впереди нас каким-то странным, неровным шагом. Мы следовали за ним, и мистер Уикфильд, глубоко о чем-то задумавшись, несколько раз озабоченно покачал головой, — он, видимо, не подозревал, что я смотрю на него.

Классная была красивая большая комната в самой спокойной части дома. Окна ее выходили во двор, а дальше, в промежутках между теми величественными каменными урнами, о которых я только что упоминал, виднелся старый, принадлежавший доктору сад, где вдоль южной солнечной стены зрели персики. Когда мы вошли в класс, около двадцати пяти мальчиков, усердно сидевших за книгой, поднялись, чтобы приветствовать директора; увидев мистера Уикфильда и меня, они продолжали стоять.

— Вот вам новый товарищ, юные джентльмены, — Тротвуд-Копперфильд, — сказал директор.

Старший ученик Адамс подошел ко мне и радушно приветствовал меня. В своем белом галстуке он походил на молодого пастора, что не мешало ему быть очень веселым и приветливым. Адамс указал мне мое место в классе и представил меня учителям. Все это было сделано им так по-джентльменски, что должно было бы совершенно успокоить мое душевное волнение, если бы вообще это было возможно.