Эрнест Хемингуэй - Праздник, который всегда с тобой

Таков пока что конец. Париж никогда не кончался. Но это конец первой основной части Парижа, которая всегда казалась мне отличной от того, что я читал о ней.

Очень много еще следовало написать о Скотте, о его сложных трагедиях, его великодушии и верности; я написал это и не включил. О нем написали другие люди, и я старался помочь им в том, о чем знал. Эта книга — о первой части Парижа, а Скотт не знал того раннего Парижа, который знали и любили мы и в котором работали. Этот Париж не уместить в одну книгу, и я пытался писать по старому правилу: насколько хороша книга, судит пишущий ее по тому, насколько хорош материал, от которого он отказался. Вторая часть Парижа была прекрасна, хотя начиналась трагически. Эту часть, часть с Полиной, я не выбросил, а приберег для начала другой книги. Эта история — начало, а не конец.

Книга может получиться хорошей, она рассказывает о многом, чего никто не знает, в ней есть любовь, раскаяние, покаяние и невероятное счастье, и последняя печаль.

Эту часть, часть с Полиной, я не выбросил, а приберег для начала другой книги. Она называется: «Рыба-лоцман, богачи и другие рассказы».

Не рассказывается о Менильмонтане, ни о «Стад Анастази» на верху крутой улицы Пельфор, где боксеры Анастази работали официантами у столов, расставленных под деревьями, и ринг был в саду, ни о тренировках Ларри Гейнса, ни о начале спортивной карьеры Паолино, ни о замечательных двадцатираундовых боях в Зимнем цирке и Парижском цирке, ни о том, что знали только три моих ближайших друга — Чарли Суини, Билл Берд или Майк Стрейтер. Я не включил почти все путешествия и людей, которых глубоко любил; другие люди отсутствуют здесь, как отсутствуют люди в жизни, хотя, на их взгляд, они всегда присутствуют больше, чем кто бы то ни было.

Если тебе хоть раз довелось слышать, как четыре честных человека не соглашаются насчет того, что произошло в определенном месте в определенное время, или если тебе случалось рвать и возвращать приказы, которые ты сам затребовал, когда ситуация достигла такой точки, что потребовалось нечто в письменном виде, или если ты давал показания перед генеральным инспектором, когда другими людьми были сделаны заявления, противоречащие твоим письменным приказам и твоим устным приказам, тогда ты, помня, как обстояло дело в твоем восприятии, и кто дрался, и где, — тогда ты предпочитаешь о любом времени писать беллетристику.

Париж никогда не кончается, и воспоминания каждого человека, который жил в нем, отличаются от воспоминаний любого другого. Мы всегда возвращались туда, кем бы мы ни были, как бы он ни изменился, независимо от того, насколько трудно или легко было до него добраться. Он всегда того стоит и всегда воздавал нам за то, что мы ему приносили.

Страница рукописного черновика первой главы «Хорошее кафе на площади Сен-Мишель».

Две страницы рукописного черновика второй главы «Мисс Стайн наставляет».

Страница рукописного черновика тринадцатой главы «Человек, отмеченный печатью смерти».

Страница одного из ранних черновых вариантов главы «Рыба-лоцман и богачи».

Ранний черновой вариант предисловия к семнадцатой главе «Скотт Фицджеральд» с рукописной правкой Хемингуэя.

Окончательный черновой вариант предисловия к семнадцатой главе «Скотт Фицджеральд». Рукописная пометка сделана рукой Хемингуэя.

Последняя страница рукописного варианта главы «Nada y Pues Nada». Вверху справа проставлена дата — 3 апреля (1961 г.). Внизу приписка Мэри Хемингуэй: «В этой части говорится о встрече с Эваном Шипменом, ныне покойным, которая состоялась на Кубе в 1956 или 1957 году. М. Х.».