Эрнест Хемингуэй - Праздник, который всегда с тобой

В гараже, где Скотт оставил машину, я с изумлением увидел, что у маленького «рено» нет верха. Крышу повредили при выгрузке в Марселе или потом в Марселе повредили — Скотт объяснил это невнятно, — и Зельда велела срезать ее совсем и не захотела ставить новую. Она не переносит закрытые машины, сказал Скотт, они без верха доехали до Лиона, а здесь их остановил дождь. В остальном автомобиль был исправен, Скотт заплатил по счету, поторговавшись из-за платы за мойку, смазку и дополнительные два литра масла. Механик объяснил мне, что в моторе надо сменить кольца — на машине ездили, а масла и воды не хватало. Он показал, как обгорела краска на моторе. И сказал, что, если я смогу убедить месье сменить кольца в Париже, эта машина, хорошая маленькая машина, еще послужит так, как ей положено служить, когда о ней хоть сколько-нибудь заботятся.

— Месье не позволил мне заменить верх.

— Да?

— У человека есть обязательства перед машиной.

— Есть.

— У вас, господа, нет плащей?

— Нет. Я не знал про крышу.

— Постарайтесь убедить месье, чтобы он был серьезнее, — умоляюще сказал механик. — Хотя бы по отношению к машине.

— Ага, — сказал я.

Дождь остановил нас через час к северу от Лиона.

В тот день дождь останавливал нас раз десять. Это были перемежающиеся ливни, когда короткие, когда — не очень. В плащах мы могли бы ехать не без приятности под весенним дождем. А так мы прятались под деревьями или в придорожных кафе. Мы отлично пообедали тем, что взяли в гостинице, — великолепным цыпленком с трюфелями, вкусным хлебом, с белым вином макон, и Скотт был очень счастлив, когда мы пили вино на каждой остановке. В Маконе я купил еще четыре бутылки прекрасного вина и откупоривал их по мере надобности.

Не уверен, что Скотт когда-нибудь пил из бутылки, — он был возбужден так, словно совершил экскурсию на дно общества, или как девушка, впервые купающаяся нагишом. Но в середине дня он начал беспокоиться о своем здоровье. Он рассказал мне о двух людях, которые недавно умерли от застоя в легких. Оба умерли в Италии, и он был под сильным впечатлением от этого.

Я сказал ему, что застой в легких — это устаревшее название пневмонии, а он возразил, что я ничего в этом не понимаю и глубоко ошибаюсь. Застой в легких — это болезнь, свойственная именно Европе, и я ничего не могу о ней знать, даже если читал медицинские книги отца, потому что в них говорится о чисто американских болезнях. Я сказал, что мой отец учился в Европе. Скотт объяснил, что застой в легких появился в Европе недавно и мой отец ничего не мог знать о нем. Кроме того, он объяснил, что в разных частях Америки болезни разные, и если бы мой отец лечил в Нью-Йорке, а не на Среднем Западе, он имел бы дело с совсем другим спектром болезней. Он так и выразился: «спектром».

Я согласился с ним, что в каких-то областях Соединенных Штатов определенные болезни распространены, а в каких-то — нет, и привел в пример распространенность проказы в Новом Орлеане и редкость ее в Чикаго. Но сказал, что у врачей принято обмениваться знаниями и информацией, и, коль скоро он поднял эту тему, я вспоминаю, что читал в журнале американской медицинской ассоциации серьезную статью о застое в легких, где прослежена история этой болезни в Европе аж от Гиппократа. Это окоротило его — на время, и я убедил его глотнуть еще макона, поскольку хорошее белое вино, умеренно полнотелое, но с низким содержанием алкоголя, считается почти специфическим средством от этой болезни.

Скотт немного повеселел, но вскоре опять омрачился и спросил, успеем ли мы добраться до большого города раньше, чем у него начнутся жар и бред, которыми, как я сказал ему, дает о себе знать истинный европейский застой в легких. Это, пояснил я ему, я пересказываю статью из французского медицинского журнала, которую прочел в американской больнице в Нейи, дожидаясь, когда мне сделают прижигание горла. Слово «прижигание» произвело на Скотта успокаивающее действие. Но он хотел знать, когда мы доедем до города. Я сказал, что, если не останавливаться, прибудем туда минут через двадцать пять — через час.

Тогда Скотт спросил, боюсь ли я смерти, и я ответил, что иногда больше, а иногда меньше.

Дождь припустил вовсю, и мы укрылись в кафе первой же деревни. Я не помню всех подробностей этого дня, но когда мы наконец очутились в гостинице, кажется, в Шалоне-на-Соне, было уже поздно и все аптеки закрылись. Скотт сразу разделся и лег в постель. Он сказал, что не прочь умереть от застоя в легких. Только кто тогда позаботится о Зельде и маленьком Скотти. Я не очень представлял себе, как смогу позаботиться о них, при том что у меня хватало забот выше крыши с моей женой Хэдли и маленьким Бамби, но сказал, что постараюсь, и он поблагодарил меня. Я должен следить, чтобы Зельда не пила и у Скотти была английская гувернантка.