Томас Гарди - Джуд незаметный

Джуд безнадежно покачал головой, в глазах его стояли слезы. Утрата детей явно лишила ее способности соображать. Глаза, когда-то такие ясные и проницательные, потеряли свой блеск.

— Кругом не права, кругом не права, — хрипло проговорил он. — Заблуждение… упрямство!.. Это сведет меня с ума. Что он тебе? Ты любишь его? Сама знаешь, что нет. Это будет проституция фанатички, да простит мне бог, вот что это будет.

— Я не люблю его… я должна, должна сознаться в этом, и глубоко раскаиваюсь! Но я буду покорна ему и заставлю себя полюбить его.

Джуд спорил, убеждал, умолял, но Сью была глуха ко всему. Казалось, ни в чем другом на свете она не была так непреклонна, и об эту непреклонность разбивались другие ее побуждения и желания.

— Я понимаю твой чувства и сама рассказала тебе всю правду, — резко сказала она. — Чтобы ты не чувствовал себя задетым, узнав ее от других. Я призналась тебе даже в самом сокровенном — что я не люблю его, и не ожидала, что на доверие ты ответишь грубостью. Я хочу просить тебя…

— Быть твоим посаженым отцом?

— Нет. Послать мне мои вещи… если ты не возражаешь. Хотя вряд ли ты это сделаешь.

— Конечно, сделаю. А что, неужели он сам не приедет за тобой и не женится на тебе здесь? Или он до этого не снизойдет?

— Нет, я сама не допущу этого. Я хочу вернуться к нему так же добровольно, как ушла от него. Мы поженимся в маленькой церкви в Мэригрин.

Она была так грустна и очаровательна в этом своем — как выражался Джуд — упорном заблуждении, что от жалости у него на глаза то и дело набегали слёзы.

— Никогда не видел женщины, которая бы так спешила накладывать на себя епитимью, как ты, Сью. Вот, думаешь, уж сейчас-то ты пойдешь прямо, по единственно разумному пути, а ты вдруг раз — и свернула в сторону.

— Ах, перестань об этом!.. Я должна проститься с тобой, Джуд. Но я хочу, чтобы ты дошел со мной до кладбища. Там мы и расстанемся — у могилы тех, чья смерть открыла мне глаза на мои заблуждения.

Они повернули к кладбищу, и по их просьбе им открыли ворота. Сью бывала там настолько часто, что могла найти дорогу в темноте. Дойдя до могилы, она остановилась.

— Здесь мы простимся, — промолвила она.

— Пусть будет так!

— Не считай меня жестокой за то, что я поступила, как считала правильным. Твое великодушие и преданность мне безграничны, Джуд! То, что ты не добился успеха в жизни, скорее делает тебе честь, а не умаляет твоих достоинств. Вспомни, лучшие и благороднейшие из людей не искали ни богатства, ни славы. Каждый человек, удачно устроивший свою жизнь, в какой-то мере эгоист. Кто не изменяет себе, обречен на неудачу… "Любовь не ищет себе награды".

— В этом мы единодушны, дорогая моя, и потому мы расстаемся друзьями. Эти слова будут жить и тогда, когда все прочее, в том числе и религия, умрет.

— Не будем говорить об этом. Прощай, Джуд, милый грешный Джуд, мой самый добрый товарищ!

— Прощай, моя заблудшая жена, прощай!

На следующий день обычный кристминстерский туман все еще окутывал город. С большим трудом можно было различить сквозь него стройную фигурку Сью, бредущую но направлению к вокзалу.

В этот день Джуду не хотелось идти на работу. Не хотелось ему идти и в город, где он мог случайно с ней встретиться. Он пошел в противоположную сторону, к унылой незнакомой равнине, где вода капала с ветвей на землю, где повсюду подстерегали кашель и чахотка и куда прежде он никогда не заходил.

— Сью ушла от меня… ушла… — шептал он, жалкий в своем отчаянии.

А Сью между тем доехала на поезде до шоссе на Элфредетон и пересела на паровой трамвай, который довез ее до города. Она просила Филотсона не встречать ее. Она хочет прийти в его дом, к его очагу добровольно, сказала она.

Для встречи они выбрали вечер пятницы, в этот день школьный учитель заканчивал уроки в четыре часа и освобождался от занятий до понедельника. По просьбе Сью кучер, которого она наняла в "Медведе", ссадил ее в конце дороги между живыми изгородями в полумиле от Мэригрин, а дальше покатил к школе только с ее вещами. Когда тележка на обратном пути встретилась с ней опять, Сью спросила кучера, открыто ли здание школы. Кучер ответил ей, что учитель дома и сам принял ее вещи.

Теперь можно было войти в Мэригрин, не привлекая особенно внимания. Миновав колодец и деревья, она подошла к красивому зданию новой школы на другой стороне лужайки и без стука открыла дверь. Филотсон стоял посреди комнаты и ждал, как было условлено.