Томас Гарди - Джуд незаметный

Вернувшись домой, он задумался над своей суеверностью, будь она врожденной или приобретенной, толкнувшей его на этот поступок, и над удивительной забывчивостью, которая довела до такого прегрешения — с точки зрения здравого смысла и обычая — его, человека, желающего стать не только ученым, но и христианским богословом. А все потому, что читал он только языческих авторов. Чем дольше он размышлял над этим, тем сильнее убеждался в своей непоследовательности. Его взяло сомнение, те ли книги он читает, какие следует для достижения цели его жизни. Ведь эта языческая литература совсем далека по духу от средневековых колледжей Кристминстера, которые называют церковной романтикой, воплощенной в камне.

В конце концов он решил, что в своей любви к чтению он допустил непозволительную для молодого христианина пристрастность. Он уже читал с грехом пополам Гомера в издании Кларка, но еще не засел по-настоящему за Новый завет на греческом, хотя книга у него была, — он получил ее по почте от букиниста. Поэтому он оставил уже знакомый ему ионийский диалект и перешел на новый, впредь надолго ограничив свое чтение Евангелием и посланиями апостолов по грисбаховскому изданию. Кроме того, побывав однажды в Элфредстоне, он получил возможность познакомиться с творениями отцов церкви, найдя в лавке букиниста несколько томиков их сочинений, оставленных одним разорившимся священником.

Переход на новую стезю повлек за собой и следующий шаг, — по воскресеньям он посещал теперь все церкви, до которых мог добраться пешком, и разбирал латинские надписи на медных пластинах и памятниках пятнадцатого века. В одно из таких паломничеств ему повстречалась мудрая горбатая старуха, читавшая все, что ни попадало ей на глаза. Она так расписала ему романтические чары города света и учености, что он решил попасть туда во что бы то ни стало.

Но как он проживет в этом городе? Доходов у него тюка никаких. Нет и сколько-нибудь достойного постоянного занятия или профессии, чтобы прокормиться и одновременно постигать науки, на что потребуются многие годы.

Что, собственно, нужно городским жителям? Еда, одежда и кров. Займись он первым — приготовлением пищи, все равно много не заработал бы; ко второму он относился с пренебрежением; оставалось третье — какая-нибудь строительная профессия, и это его привлекало. В городе всегда что-нибудь да строят; стало быть, он научится строить. Джуд подумал о своем дяде, с которым не был знаком, об отце его двоюродной сестры Сюзанны, церковном резчике по металлу, — к средневековым ремеслам, независимо от материала, он почему-то чувствовал склонность. Значит, он не совершит ошибки, если пойдет по стопам своего дяди и на какое-то время займется стенами, в коих обитают ученые души.

Для начала он раздобыл несколько небольших каменных глыб, — металл был ему не по карману, — и, отложив ненадолго свои занятия, все свободные минуты тратил на воспроизведение замковых камней и капителей своей приходской церкви.

В Элфредстоне жил один средней руки камнерез, и как только Джуд нашел себе заместителя в бабкину пекарню, он за ничтожную плату предложил свои услуги этому человеку. Так он получил возможность постичь хотя бы азы камнерезного дела. Немного спустя он перешел к церковному зодчему, проживавшему там же, и под его руководством учился восстанавливать полуразрушенную каменную кладку в церквях окрестных деревень.

Памятуя о том, что ремеслом он занимается только затем, чтобы иметь подспорье в подготовке к делам более великим, которые, он полагал, были ему больше под стать, он в то же время увлекся и самой работой. Всю неделю он жил теперь в Элфредстоне, а в субботу вечером возвращался в Мэригрин. Так миновал девятнадцатый год его жизни.

В одну из суббот этой знаменательной поры своей жизни, около трех часов пополудни, возвращался он из Элфредстона в Мэригрин. Стояла ясная, теплая и мягкая летняя погода; свои инструменты он нес в корзине за спиной, и на каждом шагу маленькие резцы легонько позвякивали, ударяясь о большие. По случаю субботы он рано кончил работу и вышел из города по окольной дороге, чего обычно не делал, но он обещал зайти на мельницу возле Крескома, чтобы выполнить поручение бабушки.

Настроение у него было приподнятое. Его воображению рисовалось, как через год или два он благополучно устроится в Кристминстере и постучится в двери одного из храмов науки, о которых он столько мечтал. Конечно, он мог бы перебраться туда уже теперь, работа для него нашлась бы, но он предпочитал вступить в этот город, уже научившись как-то зарабатывать себе на жизнь. Теплая волна довольства собой нахлынула на него, когда он подумал о том, что им уже сделано. По дороге он то и дело оборачивался, чтобы окинуть взглядом земли, лежащие по обе стороны от дороги. Но едва ли он видел их: просто он машинально повторял движение, обычное для него, когда он бывал менее сосредоточен; единственное, что его сейчас занимало, — это внутренняя оценка своих успехов.