Синклер Льюис - Бэббит

В этом зенитцы походили на правящие классы любой другой страны, особенно Великобритании, но отличались большей энергией и тем, что реально старались добиться признанных ими стандартов, о чем мечтают все правящие классы во всем мире, по обычно безрезультатно.

Самую упорную кампанию Лига провела за свободный наем рабочих, что означало тайную борьбу против всех профсоюзов. Одновременно с этим она проводила кампанию за американизацию, устроив вечерние школы, где преподавали английский язык, историю и экономику, а также ежедневно печатала статьи в газетах, чтобы вновь прибывшие иностранцы твердо усвоили себе, что истинно американский, стопроцентный способ улаживать конфликты между рабочими и хозяевами заключается в том, что рабочие должны любить своих хозяев и доверять им.

Лига более чем щедро поддерживала другие организации, которые ставили перед собой ту же цель. Она помогла Христианской Ассоциации Молодых Людей собрать двести тысяч долларов на новое здание. Бэббит, Верджил Гэнч, Сидни Финкельштейн и даже Чарльз Мак-Келви выступали перед зрителями кинотеатров, рассказывая о том, какую роль в их собственной жизни сыграла «добрая старая Ассоциация», сделав из них мужественных христиан, а престарелый, но полный сил полковник Резерфорд Сноу, владелец «Адвокат-таймса», был сфотографирован, когда он жал руку Шелдону Смийсу из ХАМЛа. Правда, потом, когда Смийс просюсюкал: «Приходите на наше молитвенное собрание, полковник, вы непременно должны прийти!» — свирепый полковник зарычал: «А какого черта я там не видел? У меня свой кабак есть!» — но об этом в прессе упомянуто не было.

Лига оказала серьезную поддержку и Американскому легиону, когда некоторые мелкие и безответственные газеты вздумали критиковать эту организацию ветеранов мировой войны. Однажды толпа молодых людей ворвалась в помещение зенитского комитета социалистической партии, сожгла документы, избила служащих и преспокойно выкинула письменные столы в окно. Все газеты, кроме «Адвокат-таймса» и «Вечернего адвоката», приписали проведение этого ценного, хотя, может быть, и несколько необдуманного мероприятия Американскому легиону. Тогда летучий отряд из Лиги Честных Граждан посетил редакции всех несправедливых газет и объяснил, что ни один из бывших солдат не станет делать такие вещи, после чего редакторы уразумели, что к чему, и тем самым сохранили клиентуру, дававшую объявления в их газеты. Когда единственный противник военной службы, выпущенный из тюрьмы, был справедливо изгнан из города, газеты во всем обвинили «неопознанную толпу».

Во всей плодотворной деятельности Лиги Честных Граждан Бэббит принимал горячее участие, и к нему полностью вернулось самоуважение, спокойствие и любовь друзей. Но потом он запротестовал: «Честно говоря, я внес свою лепту в оздоровление города. Теперь пора взяться за собственные дела. Надо, пожалуй, поменьше заниматься Лигой».

Он возвратился в лоно церкви так же, как вернулся и в клуб Толкачей. Он терпеливо снес пылкие приветствия, которыми его встретил Шелдон Смийс. Его беспокоило — не лишился ли он из-за своего прежнего бунтарства надежды на спасение души. Он не совсем был уверен, существует ли царствие небесное, но доктор Джон Дженнисон Дрю утверждал, что существует, и Бэббит рисковать не собирался.

Как-то вечером, прогуливаясь около дома пастора, он но раздумывая зашел к доктору Дрю, который сидел у себя в кабинете.

— Минутку, я только позвоню по телефону! — деловым тоном бросил доктор Дрю и воинственно закричал в трубку: — Алло, алло! Беркли и Генис? Говорит Доктор Дрю. Куда это у вас запропастилась корректура «Воскресного альманаха»? Что? Конечно, у вас. Да разве я виноват, что все больны? Мне корректура нужна сегодня же вечером. Найдите рассыльного и шлите сюда, быстро!

Он обернулся к Бэббиту с тем же деловым видом:

— Чем могу служить, брат Бэббит?

— Да я только хотел узнать… Я вам прямо скажу, отец мой: тут я как-то за последнее время малость распустился. Выпивал и все такое. Мне и хотелось спросить: что, если человек все это бросил, опомнился, так сказать? Не повлияет ли то, что было… как бы выразиться, — не помешает ли это спасению души?

Достопочтенный Дрю вдруг оживился:

— А было ли… мм-мм… и другое, брат мой? Женщины?

— Да нет, можно сказать, почти что нет.

— Не бойтесь говорить правду, брат мой. Для этого я и существую. Совершали веселые прогулочки? Обнимали девочек в машине? — Глаза у достопочтенного Дрю замаслились.